Блэризм, или современный лейборизм, борется за — или верит в — или надеется быть избранным за — следующее: динамичная рыночная экономика с более значительной базой, заточенной под увеличение благосостояния; сильное и сплоченное общество, защищающее индивидуума от превратностей и бездушности рынка; усовершенствование образовательной системы, увеличение квалификации, улучшение обучающего процесса; пересмотренная система соцобеспечения, нацеленная на то, чтобы покончить с долгосрочной зависимостью от пособий и возвращению людей обратно к работе; проевропейская ориентация; Билль о Правах, Закон о Свободе информации, выборная вторая Палата; Валлийская Ассамблея и Шотландский Парламент.

Также блэризм считает целесообразным держать профсоюзы на расстоянии. Фольклорные легенды о профсоюзных баронах, являвшихся на Даунинг-стрит, 10, чтобы за пивом и бутербродами обсудить экономическую политику, вызывают у модернизаторов партии легкий румянец. С 1989 по 1992 год Блэр был министром по делам занятости и трудоустройства в теневом кабинете Нила Киннока. Там, по утверждению своего коллеги по модернизаторству и земляка по Дарему депутата Джайлза Рэдиса, «он заставил профсоюзы примириться с модернизированной системой, основанной — по Континентальной модели — скорее на индивидуальных, чем на коллективных правах рабочих. Он также убедил профсоюзы, что «закрытое предприятие» — институция вынужденная и устаревшая». И, самое главное, Блэр был ярым приверженцем новой системы выборов лейбористского лидера посредством индивидуальных голосований депутатов парламента, членов партии, и профсоюзных деятелей — при которой профсоюзы лишались своей традиционной квоты. Согласно Энтони Ховарду, «промышленную мощь профсоюзных боссов сокрушила миссис Тэтчер, а политическую — Джон Смит и Тони Блэр». Сейчас Блэр говорит вот что: «В число функций лейбористского правительства не входит, оказавшись у власти, делать профсоюзным движениям какие-либо особенные одолжения». Это может казаться вполне резонным, даже правильным, но в историческом плане это ересь. Представьте себе лидера Тори, обещающего, что его правительство, придя к власти, не будет оказывать особой протекции тем, кто делает пожертвования в фонды Консервативной партии — нанимателям, бизнесменам из Сити, крупным землевладельцам, богачам и высшему обществу.

Блэризм также смирился с тем фактом, что долгая послевоенная битва за то, должны ли промышленность и коммунальная сфера находиться в общественном или частном владении, закончена — и проиграна. Предложенная тори «приватизация» (или распродажа национального имущества) отвергалась лейбористами с разными степенями упорства, уступчивости и лютости; сейчас она скрепя сердце принята как экономический форс-мажор. Например, в 1989 году сторонники лейбористов различных идеологических оттенков негодовали против продажи водного хозяйства. Вода — материя почти сакральная (она выходит из недр, падает с неба и, в силу смутно ощущаемых причин, должна принадлежать тем, на кого падает), и поэтому есть что-то особенно оскорбительное в том, как быстро приватизированному хозяйству пришлось усвоить урок монополистического капитализма: значительно возросшие цены, сверхприбыли и высокооплачиваемые менеджеры, обогащающие друг друга замечательными акциями, выпускаемыми для своих.