Джорди побежал к телефону, снял трубку, повесил. Кому он собрался звонить? Неужели он и впрямь хочет, чтобы кто-то видел его таким?

Он взглянул на свои руки и обнаружил, что его предали даже собственные железы. Рядом с рыжей растительностью на предплечьях росли новые волосы — зеленого цвета.

— Я превращаюсь в сорняк, — растерянно произнес он и огляделся, будто стены могли дать ему какой-то совет. Стены промолчали, и Джорди снова уселся перед телевизором.

Глаз — то, что раньше было глазом — в конце концов его доконал. Было похоже, что чесотка уходит все глубже и глубже в голову, в то же время заползая в ноздри.

— Я так больше не могу! — взревел он. — Иисусе, я не могу!

Он побежал наверх — гротескная, неуклюжая фигура с зелеными руками и кустом, растущим из глаза. Джорди ворвался в ванную, заткнул сливное отверстие и полностью открыл кран с холодной водой. Самодельный водопровод кряхтел и стонал. От звука бегущей воды Джорди в нетерпении задрожал. Он сорвал с себя рубашку, не обращая особого внимания на новые побеги, ползущие из пупка, сбросил ботинки, разом стянул термобелье и трусы. Его бедра были покрыты зеленью, ростки которой обвивались вокруг волос на лобке. Когда ванна заполнилась на три четверти, Джорди уже не мог себя сдерживать и запрыгнул внутрь.

Он словно оказался в раю.

Он переворачивался и кувыркался как зеленый дельфин, заливая пол водой. Он наклонял и поднимал голову, чтобы вода стекала по шее. Он нырял с головой и пускал фонтанчики.

И чувствовал, как сорняк, пустивший в нем корни, растет, чувствовал, как он распространяется с невиданной, ужасающей скоростью.

Вскоре после полуночи между фермой Джорди Веррилла и ручьем Блуберд вырос бесформенный силуэт. Он стоял и смотрел туда, куда меньше тридцати часов назад упал метеорит.

Восточное пастбище превратилось в колышущееся море зеленой травы. Она раскинулось на полторы сотни метров вокруг. Стебли у ручья выросли до полуметра, побеги, скручиваясь, двигались почти разумно. В одном месте исчез и сам ручей: он впадал в зеленое болото и снова возникал парой метров ниже по течению. Полуостров зелени уже сожрал три метра противоположного берега.

Фигура, наблюдавшая за всем этим, уже не была Джорди Верриллом. Сложно сказать, чем она была. Отчасти человеком — в снеговике ведь тоже есть что-то от человека, верно? Плечи округлились. Вместо головы на них лежал зеленый шар из вьюнков. Шеи не было вовсе. Где-то глубоко внутри всей этой зелени бледным сапфиром сверкал голубой зрачок.

Побеги на зеленом поле внезапно взмыли вверх, точно тысячи змей из корзин заклинателей, и, подрагивая, обратились к фигуре на холме. Побеги на теле фигуры ответили тем же. На мгновение Джорди снова обрел людское подобие: он стал похож на человека, волосы которого встали дыбом.

Джорди, чьи мысли покоились под океаном зелени, растущей, как ему казалось, из самой глубины его мозга, понял, что происходит акт телепатии.

— Как пища?

— Очень хорошая. Питательная.

— Он — единственная пища?

— Нет, пищи много. Так говорят его мысли.

— У пищи есть имя?

— Два. Иногда она зовется «Джорди». Иногда она зовется «Кливс-Милс».

— Джорди. Кливс-Милс. Питательно. Хорошо.

— Его мысли говорят, что он хочет жахнуть. Ему можно?

— Что такое «жахнуть»?

— Не знаем. Какое-то дело.

— Хорошо. Питательно. Пусть делает что хочет.

Фигура, точно плохо управляемая марионетка на старых нитках, повернулась и побрела назад к дому.

В кухонном свете Джорди выглядел монстром. Монстром в прямом смысле, сколь нелепым, столь и ужасным.