Мужчина отвечал коротко. И все оказывалось так просто, так очевидно, как его блюда – лепешка с сыром или отварная баранина с травами.

– Меня мать стыдится, – призналась мама, – мне нужно измениться?

– Нет, если бы не ты, им не о чем было бы говорить, – ответил мужчина. – У тебя своя дорога. Ты с нее не свернешь.

– К тебе же свернула, – возразила мама.

– Значит, так было нужно.

– Почему ты живешь один?

Мужчина пожал плечами.

– У тебя есть родные, близкие? – не отставала мама.

– Кого считать родными? Все мы друг другу чужие… Когда болеем или когда нам страшно. У всех все одинаково. Чужого горя и проблем сторонимся, своих хватает. А кровные узы еще хуже, когда есть что делить. Мы все очень одиноки.

Мама кивнула, удивляясь тому, что он читает ее мысли, как будто живет у нее в голове.

Настя взяла трубку и набрала номер. Тетка ответила тут же, как будто сидела рядом с телефоном.

– Здрасьте, теть Шур, это Настя, – наигранно весело сказала она.

– Здравствуй. – Тетка говорила холодно.

«Опять обиделась».

– Ну, как вы? – еще более задорно спросила Настя.

– Спасибо, хорошо.

Настя наизусть знала, что стоит за этим «спасибо, хорошо». Тетка обычно звонила по утрам, но иногда специально пропускала дни. Это означало, что Настя сама должна была позвонить и справиться о здоровье. Утром Настя замоталась и посмотрела на часы, когда было уже два часа пополудни. С точки зрения тетки, это означало, что Насте на нее глубоко наплевать и что тетка могла двадцать пять раз с утра окочуриться, а племянница и в ус не дует.

Настя знала – тетка панически боится умереть в одиночестве. Боится, что ее найдут дня через три, когда из квартиры начнет попахивать. Так случилось с ее соседкой – ту нашли к вечеру. Правда, у соседки была собака, которая целый день выла, скребла дверь, вот соседи и не выдержали. А у тетки даже собаки не было. Правда, одно время она всерьез собиралась ее завести и даже интересовалась породами. Проблема была в том, что тетке не нужен был друг и теплое существо рядом. Она терпеть не могла животных, откровенно говоря. Ей нужна была собака, которая бы не ела, не гадила, не линяла, не лаяла и была натаскана на трупный запах. Натаскивают же собак на наркотики. Такой породы не нашлось, поэтому тетка каждый день обзванивала трех человек, которые, по ее замыслу, должны были ее похоронить и могли быть заинтересованы в наследстве.

Одной из них была Настя – хоть и седьмая вода на киселе, но все же родная кровь, двоюродная племянница. Тетка, страдающая периодическими провалами в памяти, считала ее молоденькой вертихвосткой, не очень умненькой, но пробивной особой, которая «не пропадет в жизни». На самом деле Настя была сорокалетней усталой женщиной, у которой не было ничего – ни любимой работы, ни детей, ни мужа. Она жила в однокомнатной квартирке с ширмой. За ширмой жила мама с Альцгеймером. Настю она не узнавала последние года два. Эти два года у Насти слепились в один бесконечный, тяжелый день. Мать кричала, когда она к ней подходила. Кричала и сбрасывала ее руки со своих. Для Насти это было самым тяжелым – уговорить мать не кричать.

– Завещание сегодня заверила у нотариуса, хлеба купила и простокваши, – рассказывала тетка.

Настя почти не слушала:

– А?

– Завещание, говорю, на квартиру. Брат приезжал с женой, я им сразу и показала бумагу, чтобы они знали, – продолжала тетка.

– А почему не мне? – вырвалось у Насти.