При экономической системе, в которой запрещено несправедливое увольнение, каждый человек так или иначе ухитряется найти свое место. При сексуальной системе, запрещающей адюльтер, каждый человек так или иначе находит себе сожителя. При абсолютно свободной экономической системе определенные лица накапливают значительные состояния, а некоторые прозябают в нужде и безработице. При абсолютно свободной сексуальной системе некоторые ведут разнообразную и захватывающую половую жизнь, а некоторые обречены на онанизм и одиночество.

Такого рода прямая и решительная увязка — это Уэльбек в лучшем его проявлении; ничто не доставляет ему большего удовольствия, чем писать о том, что в романе «Элементарные частицы» он назвал «североамериканским либидо-гедонистическим выбором». Любопытно, однако, что его собственные пассажи о сексе в «Платформе» одновременно порнографичны и сентиментальны. Порнографичны они в том смысле, что все движения и образы взяты из порнографии: кто поместил то-то туда-то и двигал им до конвульсивного стона-выплеска; кроме того, написаны они на уровне порнолитературы среднего пошиба. Сентиментальны они в том, что милые и искренние персонажи романа — это восточные массажистки и проститутки, изображенные без недостатков, болезней, сутенеров, пагубных зависимостей или ломки. Порнографичны и сентиментальны они потому, что половой акт никогда не срывается: партнеры всегда достигают пневматического блаженства, никто никогда не говорит «нет», «стоп» или «подожди»; к тому же достаточно подать знак девушке на веранде, и она впорхнет в комнату, снимет платье, под которым нет бюстгальтера, и легко вольется в секс, составив трио. Уэльбек хорошо видит подоплеку всего в нашем мире, кроме коммерческого секса, который он описывает — возможно, справедливо, — как человек, верящий каждому слову и фото туристического проспекта.

Ну и любовь, конечно. «Я по-настоящему люблю женщин», — говорит нам Мишель на первой странице. Дальше он поясняет: «Преклонение перед пуськой — это одно из „немногих узнаваемых человеческих качеств“, остающихся у меня».

Несмотря на «любовь к женщинам», Мишель сознательно никогда не упоминает мать. И когда этот страдающий депрессией секс-турист, ставший стариком в сорок, вступает в связь с Валери, становится интересно, как Уэльбек с этим справится. В конце концов, то, что автор вообще заставляет такого персонажа влюбиться, — это просто дерзкий поступок в литературе. Так чем для Мишеля любовь отличается от коммерческого секса? К счастью, немногим. Оказывается, у Валери, которая вначале кажется робкой замухрышкой, замечательные груди; в постели она не уступает тайской проститутке; а что касается трио, она не просто готова к этому, но и проявляет в таком сексе инициативу. По природе она податлива, но при этом занимает хорошую должность с высоким окладом; как и Мишель, Валери с презрением относится к дизайнерской одежде. Ну и все, пожалуй. Они не занимаются старомодными штуками, вроде разговоров о чувствах или размышлений о них; редко бывают на людях вместе, хотя он водит ее в такие бары, где обмениваются женами, и в садомазохистские клубы. Мишель изредка готовит; она часто приходит с работы такой усталой, что делает ему минет только на следующее утро. Все это уже выглядит не столько дерзостью, сколько литературным разочарованием. Ах да: Валери, конечно, приходится умереть, когда она только-только обрела счастье и парочка приняла решение поселиться на райском острове. Организацию и осуществление этого лучше описал бы Гришэм или Форсайт.

Почему же, возвращаясь к началу книги, Мишель так ненавидит своего отца? Это естественный вопрос, который мог бы задать пытливый читатель, прочитавший сцену с обвинениями у гроба. Что мы узнаем об этом «старом ублюдке», этом «хитром п…е», этом «дебиле в шортах», этом «отвратительно типичном элементе» двадцатого века? Что он умер в возрасте семидесяти лет, что Айша его «очень любила», что он много занимался физкультурой и имел джип «Тойота Лэнд Крузер».