«Догляделись…» – подумал Алексей, отводя взгляд.

Молчали оба, да не как владыка со слугою, а как два друга старинных.

– Ты ведь и сам не желаешь мальчишке смерти, добрый милосердный владыка, – молвил Басман.

Иоанн бессильно усмехнулся.

– Вот что, моркотник. Знаю язык твой змеиный. Ты мне людским отвечай. Ежели велю казнить подонка Черных – казнишь? – вопрошал владыка.

– Казню, – твердо ответил Алексей. – И ведомо тебе. Оттого и приказал изгнать. Тебя страшит то зло, которое несет на себе отец евонный. Но в мальчишке-то вины нету.

Будто бы впервой за всю беседу Иоанн и впрямь вздохнул, ударило сердце охладевшее.

– Басман. Неча скрывать… Правду глаголешь. И неча тут поделать… Люблю тебя. И сына твоего. Выйдет толк. Стало быть, пущай всю тину пророют, разыщут Игоря. Пошли весть: ежели жив, пущай возвращается.

Все думал Басман, метался… и все же молвил:

– Неужто воротить хотите ко двору сына опального?

– Разве Спаситель не учил возвращать овцу блудную? И сам ты не вступался за него?

– Вступался я за сына своего. Что Федя с дуру за опальника пред вами на коленях молил, уж что ж! Всем ведомо, водились они по-свойски, по-братски. Понятное дело, отчего Федор просил за него, но ежели я что и смыслю, так то, что Игорь не будет добрым слугою. Неча ему возвращаться. Не заслужил мальчишка смерти, оттого и упустил я по воле твоей. Но и милости большей он не заслуживает.

– Ну это уж мне решать, Алеша, – посмеялся царь.

* * *

– Так… стало быть… – неуверенно молвил Федор, как отец умолк.

Хмуро глядел Алексей в пол, кивая.

– Игорь может воротиться? – спросил Федор.

– Может-то может… – сплюнул Басман-отец. – Да некуда ему возвращаться. Нету ни дома евонного, ни…

– Есть, – твердо произнес Федор.

Алексей провел рукой по лицу. В голове все хлопали крылатые твари сумрака, смеялись далекие звезды, пели белотелые девы и тут же рассыпались сахарным снегом, таяли, и по этой грязи неслись лошади, выдыхая клубами пар. И возносится пар к серому небу, а небо хмурится, мрачнеет, пока не превратится в смоль. И вот два чермных глаза дрожат от пламени свечи. И куда очи те глядят – одному только Богу известно. И как же средь этой круговерти отыскать, куда ступать, а где трясина? И ладно самому, тут еще ж выводок…

– Я просил, стало быть, ответ мне держать, – решительно молвил Федор, вернув отца из дум путаных.

– В том и беда, Федя, – сокрушенно вздохнул Алексей. – Ежели что пойдет не так, кому прикажут расправиться, да чтобы уж наверняка?

Вновь сверкнули когти.

– Духу хватит? – спросил Алексей.

* * *

Хмурый день стоял, угрюмый. Текла река да суденышко ворчало досками. Уж немного осталось: вот виднеется причал, да Новгород, богатый, расшитый и пряный, уже красуется. На палубе уж с самого утра сидели двое: князь молодой, Игорь Черных, да подручный его – карлик Михайло.

– Неужто дорвались до земли вольной? – молвил карлик, глядя на церквушки да терема.

– А разве не чуешь ветер вольный? – вопрошал князь.

Принюхался карлик, и перекосило морду. То и князь чуял – не то гарь, не то еще какая скверна над землей родной летает. И всяко то не омрачило сей светлый день. Четыре года в опале провел Игорь Черных в скитаниях на чужой земле. Жил как зверь дикий, а ежели и прибивался к дому людскому, так не мог глаз сомкнуть.