Изменить размер шрифта - +
Но если в финале ее — поражение, то какая польза в том, что мои солдаты поведут себя на поле боя достойно? Красивая смерть красит только победу.

Генерал, в чье лицо он вглядывался, произнося эту фразу, хмуро опустил глаза. Фроско возразил:

— Быть может, роль победителя еще свободна, актер не назначен.

— Что ж, тогда молитесь, чтобы эта роль досталась мне.

— Одной молитвы мало, стратег, — сказал Фроско значительно суровей, чем планировал.

Аррога сжал кулаки. В столице он не позволил бы с собой так разговаривать.

— И вы это говорите мне? Что ж, действительно, несправедливо. Я указал, что делать вам, следовательно, вы имеете право дать указание мне. Итак, я вас слушаю.

— Мы верим в Провидение, но во что верит наш враг? Чтобы победить врага, надо знать, во что он верит.

— На границе действуют мои разведчики, я передам им ваше пожелание, — сказал Аррога, не скрывая сарказма, — теперь извините, меня ждут дела. И я распоряжусь, чтобы… чтобы на обед мне подали чего-нибудь постного и не из вашего огорода.

— Благодарю, — чуть склонил голову Фроско и развернулся к выходу.

По пути в деревню его нагнал посыльный.

— Стратег просил передать вам это, — сказал посыльный и протянул священнику железный медальон на толстой цепи.

— Что это? — изумился Фроско, взвешивая на ладони весьма увесистый предмет, занявший его ладонь целиком.

— Сняли с шеи пленного трульфа.

— А я смогу с ним побеседовать?

— С трульфом? Если стратег позволит. И если трульф согласится говорить.

— Передайте господину стратегу мою просьбу. Мне бы очень хотелось поговорить с пленным.

— Хорошо, передам.

Посыльный поднял лошадь на дыбы и поскакал назад к лагерю. Фроско чихнул от поднятой копытами пыли.

Крепкая, должно быть, у трульфа шея, раз он носит на ней эту штуку. Одна сторона медальона была гладкой, на другой было выгравировано шестиногое существо, похожее на муравья. Острые жвала полумесяцами торчали из его квадратной головы. По рассказам, трульфы в бою орудуют серповидными саблями, держа по одной в каждой руке. Впрочем, возможно, что это только совпадение.

 

Плененный трульф был огромен — в нем было не меньше пяти локтей роста. Его длинное, сухое тело было сковано цепями, концы которых удерживались массивными валунами. Квадратная голова с неопрятной складкой губ и плоскими черными глазами свисала на длинной шее, почти касаясь груди. Фроско чувствовал, как его пробирает озноб. Охрана, которой явно тоже было не по себе, часто проверяла насколько крепки оковы.

— Он согласился поговорить с вами в обмен на жизнь, — сказал Аррога настоятелю.

Подошел толмач и встал рядом. Фроско поднес медальон к глазам трульфа.

— Зачем это вам?

Человек, незнакомый с языком трульфов подумал бы, что у толмача начинается рвота, но тот всего лишь перевел вопрос.

Трульф приподнял голову, его глаза остались неподвижны. По губам пробежала волна, и звуки, еще более выразительные, чем у толмача, заставили Фроско попятиться. Толмач перевел:

— Это медиум, связующее звено.

— Связующее что с чем?

Трульф и толмач обменялись несколькими длинными фразами. Последний не столько перевел, сколько объяснил:

— Он говорит, что мы расположили своих богов высоко, потому что считаем ниже своего достоинства смотреть в землю. Мы опускаем глаза в знак покорности, а, ища указаний, смотрим вверх. Но предначертанные пути начертаны на земле, и кто живет в ней, тот знает правильную дорогу. Людские боги малы числом, но, если они так сильны, почему их так мало? Сильный потому и силен, что умеет приумножить свое число.

Быстрый переход