Она скользнула взглядом по стройной фигуре Люка, который в эту минуту вертел в руках какую-то рейку, и внезапно ее бросило в жар: он представился ей обнаженным, таким, каким был в тот безумный вечер в хореографическом зале.

Наверное, я смогла бы с ним жить, смущенно подумала Ширли. И даже, возможно, со временем полюбила бы...

Или уже любишь? — зазвенело вдруг в ее мозгу.

Ширли даже головой качнула, чтобы прогнать эту мысль.

Затем в ее сердце вкралась печаль. Дело ведь не только в нежелании Ширли связать судьбу с Люком — он сам тоже этого не хочет. Сколько раз Ширли слышала от него, что жениться он не собирается и на роль отца не годится? Неоднократно.

Люк повторял это едва ли не при каждой встрече. И Ширли не только воспринимала это нормально, но даже радовалась, что все так замечательно складывается. Главным для нее было то, чтобы будущий малыш принадлежал только ей.

Эгоизм — вот как называла это Сандра. Не из-за Люка, нет. Из-за самого ребенка, у которого должен быть отец. Только тогда он сможет развиться в полноценную личность.

К тому же не следует сбрасывать со счетов довольно высокую вероятность гибели Ширли во время родов.

Размышления о наихудшем варианте развития событий были наиболее мучительными. И вовсе не из-за того, что Ширли пугала смерть. Она сама удивлялась, с каким безразличием думает о своей возможной кончине. Но судьба ребенка тревожила ее безмерно.

Как он — или она, если это девочка, — будет жить на свете, не имея ни матери, ни отца?

— Что ты загрустила? — вдруг услышала Ширли.

Подняв голову, она увидела Люка, стоящего напротив нее, возле собранной кроватки.

— Не вешай нос, все будет хорошо.

Глядя в его улыбающиеся карие глаза, Ширли почти поверила в это.

И все-таки роды тревожили ее.

Конечно, нет женщины, которая в ожидании ребенка не думала бы о том, как будет рожать. Однако у Ширли была особая ситуация.

Несколько раз она обсуждала тему будущих родов и своего слабого сердца с доктором Линой Смитсон. Та всячески успокаивала ее, говоря, что нынешняя медицина творит чудеса и бояться нечего. Конечно, толика риска есть, но на то существуют опытные врачи.

После таких бесед тревога Ширли на некоторое время исчезала, но проходила неделя и все начиналось сначала. Бывали дни, когда из-за мрачных мыслей Ширли не находила себе места.

Однажды ей приснился кошмарный сон. Возможно, он был навеян разговором с Люком, состоявшимся перед тем, как тот посетил курсы для будущих мам.

Ширли будто бы лежала на траве, на обочине хорошо знакомого шоссе, по которому почти каждый день ездила из Бердикса в Манчестер и обратно. Была ночь, и темное небо над сосновым леском озарялось сполохами бушующей где-то на востоке грозы. Ширли видела эти отсветы, и черный лес, и белеющий на шоссе «бентли», и одновременно себя, но будто со стороны. Она находилась в каком-то странном виде — в разодранной одежде, с обнаженными ногами и раскинутыми руками. Ее широко раскрытые глаза отражали вспышки далеких молний, но не реагировали на них, а во всей фигуре ощущалась пугающая неподвижность.

Начал накрапывать дождь. Крупные увесистые капли шлепались на голые ноги Ширли, но она почему-то не пыталась прикрыться подолом юбки. Падали на лицо и прямо на отражающую небо поверхность глаз, однако Ширли не моргала.

И тогда, видя все это, она поняла, что мертва.

В следующую минуту у нее словно открылся слух и по ушам хлестнул крик новорожденного.