Я повернулась к воротам замка и стала ждать.

В детстве человек принимает мир таким, какой он есть. Все кажется ему прекрасным и удивительным. Яркое солнце, зеленая трава, ослепительные облака, лужи после дождя, безмерные ковры снега, все, что бы ни происходило, впечатляет, радует и несет с собой праздник.

Когда человек взрослеет, его опутывают дела и проблемы, планы и условности. Ему надо намечать и планировать, учитывать и анализировать, советоваться и принимать решения.

И когда он спешит на работу, или на деловую встречу, или в магазин, ему просто некогда остановиться и обратить внимание. Обратить внимание на то, что мир вокруг все так же прекрасен, как и всегда.

И что солнце сияет не потому, что сегодня можно не класть в сумку зонтик и дождевик или не поднимать верх у машины. А потому, что так было с Сотворения мира и будет тогда, когда растворятся во времени все наши проблемы.

Или дождь идет не потому что сегодня и так весь день дела наперекосяк и вот теперь к тому же еще и дождь. Нет. Дождь идет, потому что еще с начала времен и до рождения всех цивилизаций он омывал нашу планету и он просто уже в силу столь древней привычки не может прекратить это делать.

И дело не в том, что с возрастом человек забывает обратить внимание на красоты мира вокруг, нет. Человек их видит и понимает. Дело в том, что с возрастом теряется ощущение счастья от всех этим самых элементарных вещей, которые будут окружать нас всегда. Ну если эти вещи можно назвать элементарными.

Я к чему все это говорю. К тому, что в театре все дела и проблемы, планы и правила уходят на второй план. В театре ты остаешься наедине с самим собой и понимаешь, как нелепы все условности, которые придумали себе люди.

И только в театре ты открываешь дверь к самому себе и делаешь то, что истинно хочешь делать. Только здесь ты можешь выпить из пузырька, на котором написано «Выпей меня», и съесть пирожок, на котором написано «Съешь меня». И надеть платье, которое будет висеть на старинной вешалке на твоем пути.

А потом — услышать чьи-то шаги — и понять, что эти шаги предназначены только для тебя и ни для кого больше. Так что ты спокойно можешь ждать дальнейших событий и не волноваться, что ты надел чужое платье.

Нет, здесь все — только для тебя.

21

И они вошли в ворота замка. Один, один, один и еще один, совсем про запас.

Первым вошел Луи. Он улыбнулся и слегка помахал мне рукой.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — улыбнулась я и тоже слегка помахала ему рукой.

Он был такой же, как и при нашей первой встрече. Сдержанный, малоэмоциональный и серьезный. Но я видела, что он рад меня видеть. Видимо, он тоже был в курсе всей этой истории, в которую меня вовлек весь их дружный коллектив.

На нем был надет костюм, сшитый по одному из моих эскизов. В этом костюме были вздохи деревьев, шум ветра и лунные блики. И ему очень шел этот костюм.

Вторым вошел А.М., как-то было привычнее называть его этим псевдонимом, и я тоже это понимала. Это придавало некую изюминку его непутевому образу.

Он споткнулся о невидимое препятствие и еле устоял на ногах. Он тоже был такой же, каким я его запомнила при нашем необычном знакомстве в квартире дедушки Альберто. Взбалмошный, немного непутевый, рассеянно взирающий на окружающий мир.

Без странного грима это был довольно симпатичный, белокурый и голубоглазый молодой человек. Одет A.M. был в костюм с рассветами, передвижениями гор и журчанием рек.

— Добрый день, — сказал мне А.М., хотя за стенами театра уже давно был поздний вечер.

Совсем его в духе — не знать счета времени и жить в своем собственном мире.

Мне хотелось спросить, восстановил ли он дедушкину библиотеку, но я оставила это на потом, ведь это действительно было не так уж важно.