– Так вот, – продолжил Олег, – саквояж – это точно роскошь. Но это выгодная роскошь. Я с этим саквояжем объездил полмира, и он был моим полномочным представителем. Он не выйдет из моды, даже когда у него будут потертые уголки и ручки, – он будет стоить денег и останется статусной вещью. И, заметь, это тебе не бренд, который свистит о себе на каждом углу и подделку которого можно найти на пляже в Каннах и под Барнаулом. Такие саквояжи не подделывают. С какой стати подделывать Парфенон? Нет смысла.

Жена Лена все поняла, но согласиться с таким подходом не могла. И мечту Олега путешествовать не разделяла. Поэтому всячески препятствовала бережливому образу жизни.

– Может, я не захочу путешествовать?! – недоумевала она. – Почему сейчас я должна лишать себя каких то удовольствий?

– Не лишай, – после очередного такого выяснения отношений сдался Бахметьев. Все это время он надеялся, что его планы жене все таки понравятся. Но чуда не случилось. Так что «золотой запас» на «золотые времена» потихоньку таял. Куда Лена девала деньги, Бахметьев не знал. Ему казалось, что в доме все есть: шкафы полны одеждой, роскошная бытовая техника, эксклюзивная посуда, дорогая дизайнерская мебель. К тому же у Лены был свой бизнес. Когда то она возила из стран Юго Восточной Азии специи. Вместе со специями она продавала специальную посуду для готовки, емкости для приправ, салфетки, кулинарные книги и прочее. Ее магазинчики, или, как их еще называют, «корнеры», можно было увидеть и в демократичных торговых центрах, и в дорогих магазинах. Постепенно, войдя во вкус, Лена отказалась от приправ – они придавали бизнесу сложную специфику: например, она не всегда могла договориться с владельцами торговых площадей – запах специй был невозможен рядом с магазином элитной одежды. Поэтому Лена сосредоточила внимание на домашнем текстиле и небольших предметах интерьера, а еще позднее вдруг увлеклась винтажными тканями. И теперь в ее магазины ходили не только покупать, но и посмотреть на то, как современный интерьер можно преобразить при помощи отреза шелка пятидесятилетней давности. Олег не мог не оценить предприимчивость жены, ее умение лавировать и художественный вкус. В денежные вопросы он не лез – понимал, что в случае проблем жена и так к нему придет.

Впрочем, однажды, совершенно неожиданно для себя, Олег принес жене ощутимую прибыль. Как то Лена, наводя порядок в кабинете мужа, – а к столу и полкам Бахметьев разрешал приближаться только ей – наткнулась на его рисунки. На больших плотных листах были изображены фрагменты известных исторических зданий Европы. Рисунки были сделаны тушью. Получив разрешение выбросить их в помойку, Лена отнесла рисунки в багетную мастерскую, попросила сделать узкие золотые рамки и развесила их у себя в главном магазине. То ли в интерьер они так хорошо вписались, то ли спрос на лаконичное изящество появился, но рисунки раскупили в момент. И попросили еще. Через какое то время Лена положила перед мужем стопку денег.

– Твоя доля, – улыбаясь, сказала она.

Когда Бахметьев узнал обо всем, он попытался рассердиться. На рисунках стояла его подпись. Он ее поставил автоматически, как это делал еще в архитектурном институте, где прививали правило: нарисовал – поставь имя.

– Некрасиво, я официальное лицо. Могут быть проблемы.

– Ерунда, – отмахнулась Лена, – никто подписи не читает. Главное – людям понравилась твоя манера, твой стиль.

Олег сердился на жену недолго – рисовать он любил всегда, а тут еще и признание. Скромное, но признание. Теперь по вечерам Олег долго просиживал за столом – накупив хорошей плотной бумаги, карандашей и туши, он рисовал выдуманные города, причудливые фасады домов, изломанные крыши.