Я выронил ящик — и, бросившись к дядюшке, едва успел подхватить его под руки.
Оставив злосчастный аппарат на том самом месте, где он был брошен, мы с Йорпи помогли дядюшке добраться до шлюпки и молча отчалили от Куошского острова.
Как стремительно уносило нас течение! А как тяжело приходилось нам еще совсем недавно! Мне вспомнились слова дядюшки, сказанные им не далее как час тому назад о том, что всеобщий поток увлекает человека в пучину забвения.
— Малыш! — промолвил наконец дядюшка, приподнимая голову.
Я пристально посмотрел на него — и с радостью убедился, что признаки грозной болезни почти исчезли с его лица.
— Малыш, что может изобрести в этом старом-престаром мире какой-нибудь старый человек?
Я промолчал.
— Малыш, послушайся моего совета и никогда не пытайся докапываться ни до чего, кроме счастья.
Я не сказал ни слова.
— Малыш, меняй курс — мы плывем обратно, за аппаратом.
— Дядюшка!
— Из него получится неплохой дровяной ящик, малыш. А верный старый Йорпи сможет выручить за лом деньги себе на табак.
— Торокой старый хосяин! Это перфый топрый слофо про Йорпи за тесять толких лет. Плакотарю от туши… Ты снофа стал сопой, масса, за тесять толких лет.
— А что толку? — вздохнул дядюшка. — Но теперь все кончено. Малыш, я рад, что потерпел неудачу. Она сделала из меня доброго человека. Поначалу было очень тяжко, но я рад, что так вышло. Хвала господу за неудачу!
Говорил он истово, и лицо его светилось необыкновенной серьезностью. Мне не забыть этого выражения. Если случившееся превратило дядюшку в доброго старика, то меня — в умудренного юношу. Пример заменил мне опыт.
По прошествии нескольких лет здоровье моего дорогого дядюшки пошатнулось, и после безропотного осеннего увядания он мирно отошел к праотцам, а преданный старина Йорпи закрыл ему глаза. Когда я глядел на достойное лицо дядюшки в последний раз, мне почудилось, будто бледные губы его шевельнулись. И послышалось мне его пламенное, вырвавшееся из глубины души восклицание:
«Хвала господу за ниспосланную неудачу!»
|