Игнат озадаченно почесал затылок, кивнул Ахмедзянову – пойдем, мол, и направился в сени. Ахмедзянов внимательно посмотрел на Сандерса и вышел вслед за Игнатом. Сандерс, ухмыльнувшись, потер заросший щетиной подбородок.
В сенях что‑то грохнуло, послышалась возня. Ворвавшийся в избу Игнат кинулся срывать со стены лучевик. В дверях показался Харис, отступающий в избу спиной вперед.
– А‑а, черт, батареи где? – крикнул Игнат.
– Ты же сам их куда‑то засунул, – отозвался Харис.
– У‑у, что б тебе… турист! Ты хоть знаешь, кого привел?
– На росомаху похож, – сказал Сандерс, пряча улыбку.
– Медведика привел, хмырь инопланетный!
Не выдержав, Сандерс расхохотался.
– Да вы что, господа трапперы, это ж голограмма!
Игнат и Харисом переглянулись. Семеряков отложил оружие, выглянул в окно и, сокрушенно покачав головой, обернулся к Ахмедзянову.
– А ведь и вправду, зверь‑то не настоящий. И собачки молчат. Ну‑ка, выдь, погляди еще раз.
– Сам выдь, – отказался Ахмедзянов.
– Пошли вместе, – Сандерс поднялся со скамьи.
Втроем вышли во двор. Возле крыльца сидел зверь в натуральную величину, с оскаленных клыков стекала слюна, длинные когти впились в снег, будто он готовился к нападению. Совсем рядом с ним, вольготно развалившись, лежали прямо на снегу две лайки: Черныш и Гром.
Игнат обошел голограмму, цокая языком.
– Зверь‑то, по всему видать, замотанный совсем. Больной, что ли, был?
– Почему, больной? – обиделся Сандерс, – здоровее нас с вами. Четверо суток меня гонял. А потом я его.
– Медведика гонял? – Семеряков снова почесал затылок, – однако, ты крут, парень, если не врешь. Комбинезон‑то он тебе порвал?
– Он, – коротко ответил Сандерс, с сожалением разглядывая порванный рукав, – достал таки, злодей. Так вы этого зверя медведиком зовете? А я подумал – росомаха.
– Ну, ты сказал! Росомаха раза в два мельче, а этот до медведя не дотянул, а ее перерос. И плачет он жалобно, прямо убивается, когда на добычу идет. Морда, опять таки, забавная вот и прозвали медведиком.
– А что ж ты, зверя взял, а шкуру бросил? – спросил Харис, – не дело. Хоть и не промысловая, но как трофей сгодится. Или продал бы кому – медведик дорого стоит.
– Да я шкуру и не снимал, – беспечно сказал Сандерс.
– Ну, понятно, – пробурчал Игнат, – турист и есть. Зверя пришиб, ни мяса не взял, ни шкуры. Тьфу…
– Да не убивал я его, – расплылся в улыбке Сандерс, – загнал, как он лосей загоняет, сфотографировался в обнимку – он уже и огрызаться сил не имел, и ушел. А он там, на просеке, где болота начинаются.
– Далеко? – деловито осведомился Ахмедзянов.
– Часа три, если по прямой.
Игнат с Харисом переглянулись и, не сговариваясь, стали собираться: один двинулся в избу за лучевиками, другой присел на бревно возле стены и принялся внимательно осматривать широкие, подбитые мехом лыжи.
Сандерс обошел вокруг голограммы, любуясь зверем, потом выключил голограф и, вроде как недоумевающее, взглянул на охотников.
– А вы далеко?
– Пойдем медведика твоего подберем. Если ты его загнал, как говоришь, взять его просто будет. Мясо – собачкам, а шкуру – туристам.
– Шкура порченая, – предупредил Сандерс.
– Как так?
– Я ему вдоль хребта термопарой от комбинезона прошелся. Шерсть обесцветил, а новая только к следующей зиме будет. |