— Я сделаю, что могу, — ответил холодно Поль, но укор глубоко задел его. Он сознавал, что это неудача. Никакое нервное или умственное напряжение не могли спасти его теперь, хотя он целиком отдавал себя борьбе.

Однажды, выходя из своей штаб-квартиры, он встретил Сайлеса, шедшего по улице с несколькими членами его комитета. Согласно с обычными законами вежливости английской политической жизни, оба кандидата обменялись рукопожатиями, и прошли рядом несколько шагов, беседуя. Это была их первая встреча после дня знаменательного разоблачения, и на мгновение возникла неловкость; Сайлес мял свою пеструю бороду и печально смотрел на сына.

— Я хотел бы не быть вашим противником, Поль, — сказал он тихо, чтобы не могли слышать спутники.

— Это несущественно, — ответил Поль вежливым тоном. — Я вижу, что вы сражаетесь превосходно.

— Это битва Господня. Если бы это было не так, неужели я не дал бы вам победить?

Опять та же старая тема! Из-за постоянного повторения Поль сам начинал верить в нее. Он почувствовал себя крайне утомленным. В глазах отца он прочел то пламя веры, которое им самим было утрачено.

— Это преимущество веры в личную заинтересованность Всевышнего, — заметил он с оттенком иронии. — Что бы ни случилось, не поддаешься разочарованию.

— Да, это правда, сын мой! — сказал Сайлес.

— Как поживает Джен? — спросил Поль после небольшой паузы, прерывая бесполезную беседу.

— Очень хорошо.

— А Барней Биль?

— Горько упрекает меня за то, что я проговорился.

Поль улыбнулся.

— Передайте ему от меня, чтобы он не делал этого. Передайте им обоим мой сердечный привет.

Они опять обменялись рукопожатием, и Поль сел в автомобиль, предоставленный в его распоряжение на время выборов, а Сайлес продолжал скромно идти пешком с представителями своего комитета. От этого Поль вдруг почувствовал ненависть к автомобилю. Он казался ему последним художественным мазком в той издевательской комедии, жертвой которой он был… Может быть, Бог и в самом деле не на стороне тех, кто ездит в пышных экипажах? Но его политическое кредо, его социальные убеждения протестовали. Как мог быть Всемогущий в союзе с нарушителями общественного строя, с разрушителями империи, с теми, кто неизбежно содействует падению Англии? Он внезапно обернулся к своему спутнику, агенту консервативной партии.

— Как вы думаете, обладает Бог здравым смыслом?

Агент, не искушенный в учении об атрибутах божества, был озадачен; потом, не желая уронить себя, ответил уклончиво.

— Господни пути неисповедимы, мистер Савелли.

— Это неясно, — сказал Поль. — Если существует Бог, то он в путях своих держится здравого смысла, иначе ведь вся наша планета давно бы уже погибла. Считаете ли вы осмысленным поддерживать теперешнее правительство?

— Безусловно, нет! — с жаром ответил агент.

— Значит, если Бог поддержит его, это будет нарушением здравого смысла. Это было бы совсем неисповедимо.

— Я вижу, к чему вы клоните, — сказал агент. — Наш оппонент в речах своих призывает всуе имя Господне. Заметно, что он не совсем нормален в этом вопросе. Думаю, что было бы недурно сделать специальное указание по этому поводу. Все проклятое ханжество! Есть такой тип во французской комедии — как его звать-то?

— Тартюф!

— Вот именно. Отчего бы не указать на ханжество и лицемерие его вчерашней речи? Вы ловко делаете такие вещи. Как это я сам не догадался! Вы можете ему здорово всыпать, если захотите.