— Мы не так уж много знаем о тех, с кем живем бок о бок долгие годы… — пояснил я.

— Так-так…

Директор завода как будто погрузился в бездну размышлений, но я заставил его снова выплыть на поверхность, задав очередной вопрос:

— А о чем вы разговаривали с Гажаном?

— О чисто научных проблемах.

— И никогда ни о чем другом?

— Не помню… У нас здесь очень сложная работа, месье Лиссей, и требует предельной сосредоточенности. На светскую болтовню почти не остается времени. Я всегда считал Марка блестящим инженером. Что до его личной жизни, то, согласитесь, она ни в коей мере меня не касается, не говоря уж о том, что просто не интересует…

— Но… вас не удивило бегство Гажана?

— Да, конечно, хотя я бы не сказал, что потрясен. Такое ведь случалось и раньше, не так ли?

— Быть может, Гажан дружил с кем-нибудь из коллег и держался с ним откровеннее, чем с другими?

— Не думаю… Он был весьма замкнутым человеком… К тому же ваш предшественник уже расспрашивал всех инженеров и, по-моему, не добился никаких результатов. Все случившееся, конечно, прискорбно, но какой смысл пережевывать бесцельные сожаления? Нам остается лишь попробовать смягчить последствия предательства и надеяться, что в следующий раз те, кому поручено охранять ученых, выполнят свою задачу более добросовестно. А теперь прошу прощения, месье Лиссей, но у меня масса работы…

Короче, милейший директор выставлял меня за дверь.

В крошечном предбаннике, где сидела личная секретарша Турнона, тихая женщина лет сорока, во-видимому ничуть не опечаленная тем, что уже успела изрядно обрасти жирком, я подмахнул расписку, как того требовал директор, и, разумеется, не упустил случая поговорить.

— Ваш шеф всегда такой?

— Какой?

— Неужели он и вправду так безразличен ко всему на свете и относится к посетителям, как к назойливым мухам?

Женщина улыбнулась:

— Месье Лиссей, я зарабатываю тут восемьсот франков в месяц, а потому не имею права на особое мнение о начальстве или по крайней мере не должна высказывать его вслух.

Неглупая у Турнона секретарша!

— А вы мне нравитесь, — невольно вырвалось у меня.

— Жаль, что вы не пришли сказать мне об этом лет двадцать назад… — И она без малейшего перехода добавила: — Меня зовут Сюзанна.

Это сообщение погрузило меня в некоторую растерянность, и, признаюсь, я довольно глупо брякнул в ответ:

— Очень красивое имя…

Банальность ответа явно удивила секретаршу.

— Вы находите?

— Вне всяких сомнений.

Я прикусил губу, потому как едва не ляпнул, что так звали мою маму. А секретарша, полуприкрыв глаза, пробормотала себе под нос:

— Мне нравится имя Тони… очень оригинально…

Что это, попытка вскружить мне голову? Какая нелепость! И я, поблагодарив Сюзанну (раз уж ее так зовут) за любезность, начал тихонько пятиться, но не успел переступить порог, как секретарша подала новую реплику:

— Надеюсь, мы еще увидимся? Вы мне куда больше нравитесь, чем ваш коллега!

Может, она все-таки дура или хочет намекнуть, будто знает нечто такое, о чем на работе сказать нельзя? Любопытно… И я снова подошел к ее столу.

— Так вы видели Тривье?

— Разумеется… Он, как и вы, приходил к месье Турнону.

— Сюзанна… Бертран Тривье был моим лучшим другом… вот уже десять лет… до сих пор не могу поверить, что его больше нет… Я должен поймать того, кто убил Бертрана!..