— Верно, Тони, но раз мы теперь можем вычеркнуть беднягу Гажана из списка подозреваемых, круг значительно сужается. Если, как на то указывают обстоятельства, убийца — Сужаль, ему, хочешь не хочешь, придется заодно рассказать, куда он девал интересующие вас бумаги.

— Вы собираетесь сразу сообщить о находке к себе в управление?

— Торопиться некуда… Несчастный инженер вполне может еще денек-другой полежать в одиночестве. Убийца не должен знать, что мы нашли его жертву.

— Вы честно заработали награду, Тони, так что можете навести марафет и, если угодно, повидаться со своей возлюбленной. А заодно сообщите ей и о смерти мужа…

— И вы еще называете это наградой?

— По-моему, для вас главное — побыть рядом с ней, а уж тема разговора имеет второстепенное значение, разве нет?

— Но вы ведь, насколько я помню, хотели пока сохранить известие в тайне?

— С тех пор я успел подумать. Если мадам Гажан замешана в убийстве, она поспешит предупредить Сужаля, а тот бросится в Кап-Фэррэ и попробует заново спрятать тело, на сей раз — понадежнее. Там мои люди и застукают его с поличным. Но коли Фред Сужаль не двинется с места — ваша Эвелин ни при чем.

— А вам не кажется, что вы предлагаете мне сделать хорошенькую подлость, Иеремия?

— Да нет же, это самый обычный тест, старина. И вам он нужен не меньше моего. Вы что, боитесь?

— Да.

— А ведь куда лучше узнать правду до того, чем после, верно?

— Вы несомненно правы…

— Вот и прекрасно. А потом сошлитесь на срочную работу и приезжайте ко мне часов в десять. Я позвоню Сальваньяку, и мы втроем обсудим, каким образом лучше провести последний (хоть в этом можно не сомневаться!) бой. Да, и еще одно: намекните, будто я собираюсь послать за телом Гажана завтра на рассвете. Таким образом, Сужаль проведет на редкость приятную ночку!

Я позвонил Эвелин из квартиры Лафрамбуаза. По-моему, она искренне обрадовалась, услышав мой голос, и боялась лишь, как бы я не отменил наше первое совместное торжество — Эвелин уже начала к нему готовиться! Я кое-как постарался успокоить ее на сей счет и, сказав, что позже у меня важные дела, предложил увидеться немедленно. Чувствовалось, что мой странный тон удивил молодую женщину, но она и не подумала спорить, а, напротив, сказала, что я могу приехать когда вздумается.

Собираясь ехать в Кордан, на пороге комнаты я столкнулся с Лафрамбуазом. Здоровой рукой он похлопал меня по плечу.

— Наберитесь мужества, Тони, и помните слова, сказанные Им в час смертной муки: «Отче Мой, если не может чаша сия миновать, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя».

— Ладно-ладно, Иеремия… Можно мне взять вашу машину?

— Разумеется… Мы с Сальваньяком ждем вас к десяти часам, ну а попозже сходим выпить по рюмочке в «Кольцо Сатурна».

— У вас дурные новости, Тони?

— Одна — хорошая, другая — плохая.

— Тогда, если можно, начните с хорошей, ладно?

— Мы напрасно подозревали Марка Гажана — он не бросал вас и не изменял родине.

Эвелин просияла от счастья.

— Это правда? — воскликнула она.

Я кивнул, моя любимая от радости, наверное, плохо соображая, что делает, бросилась мне на шею и расцеловала в обе щеки. В другой ситуации я бы прижал ее к груди и долго не отпускал, но сейчас даже не шевельнулся, и Эвелин, словно поняв, что творится у меня на душе, резко отстранилась.

— А теперь скажите мне плохую новость, Тони…

— Она… связана с тем, каким образом мы… убедились в невиновности вашего мужа…

— Ну?.