Эвелин словно окаменела на стуле. Казалось, взгляд Сальваньяка ее гипнотизирует. А я по-прежнему недоуменно таращил глаза.
— Ну вот, Тони, а теперь мне придется убить и вас. Правда, сделаю я это без особого удовольствия, потому что, честно говоря, вы мне нравитесь, но речь идет о моей безопасности, а вы достаточно долго варитесь в нашем котле и, следовательно, должны понимать, что в таких вопросах ни о каких личных симпатиях даже и думать нечего.
— Но почему? С какой стати? Вроде бы ваш гараж на полном ходу… Чего вам еще не хватало?
— Боюсь, вы подумаете, что у меня мания величия, но — тем хуже! Они вышвырнули меня в отставку, Тони, решив, что я заработал на их службе слишком много ран и уже никуда не годен! Вот мне и захотелось доказать обратное. Присутствующая здесь дама предоставила мне такую возможность, поэтому-то, отделавшись от вас, я заберу ее с собой и честно вручу половину денег. Этого вполне хватит, чтобы вести жизнь, о которой она всегда мечтала. Да, я готов забыть о чуть не совершенном предательстве и даже посочувствовать. Все мы знаем, что такое ослепление страсти…
Эвелин попыталась меня спасти.
— Антуан… я готова уступить вам свою долю, но, прошу вас, не трогайте Тони…
— Невозможно, дорогая моя… Что бы он сейчас ни говорил, но потом крепко сядет на хвост и не отцепится или, во всяком случае, изрядно осложнит жизнь. А я не хочу никаких неприятностей.
По правде сказать, я вовсе не думал о своем крайне ограниченном будущем. Все мои мысли занимало сейчас одно: я хотел понять, почему и каким образом Сальваньяку удалось обмануть нас с Иеремией. Но это не укладывалось в голове. А Сальваньяк все урезонивал Эвелин:
— Берите пример с него, дорогуша. Поглядите, как он спокоен. Не то чтоб смирился, но не рыпается. А почему? Потому что понимает: у меня нет другого выхода. Люди нашей профессии слишком хорошо знают, что против лома нет приема.
Она умоляла. Сальваньяк не желал ничего слушать.
— Вот что, дорогая, постарайтесь вести себя с таким же достоинством, как наш друг Тони. Его куда меньше занимает собственная судьба, чем то, что тут произошло на самом деле. Именно это он сейчас и надеется угадать.
Я посмотрел ему в глаза.
— Так оно и есть.
— Что ж, старина, поскольку сегодня Рождественская ночь и нам никто не помешает, я не прочь просветить вас на сей счет. Говоря по правде, мне и самому будет приятно услышать от вас, что я всех очень ловко обставил. На самом деле и эта история, как все гениальное, до смешного проста. Для начала талантливый ученый Марк Гажан женился на безумно тщеславной женщине, поставившей не на любовь, а на его будущие достижения. Истинная натура этой дамы известна, пожалуй, лишь ее прежнему любовнику, господину Турнону, человеку слабому и безвольному, а также одной из бывших коллег — ныне покойной Сюзанне Краст.
Эвелин опустила голову, и я не видел выражения ее лица.
— Вопреки его собственным уверениям, если Турнон и впрямь не поддерживал с Гажанами дружбы домами, то с Марком он остался в превосходных отношениях. Он первым узнал, что инженер добился результата. И почти сразу в дело вступил я. Поскольку влюбленный в Эвелин Фред Сужаль считался ближайшим другом семьи, мадам частенько бывала у него в «Кольце Сатурна», где работала моя подружка Линда Дил…
— Что? Линда Дил была…
— Ну да… Надеюсь, ваше изумление вызвано скорее обстоятельствами, нежели моими внешними данными… Впрочем, наша связь оставалась для всех тайной, и даже Сужаль о ней понятия не имел — во-первых, потому что не видел никого, кроме своей Эвелин, а во-вторых, Линда любила Фреда. Мы с мадам Гажан здоровались как завсегдатаи кабаре, а потом, когда я получил из Парижа приказ приглядывать за Марком, быстро сговорились. |