Он беседовал с пожилым мужчиной, то и дело кивая и улыбаясь. Кожу Себастьяна покрывал ровный загар, а на щеках играл замечательный бледно-розовый румянец. Его зубы казались еще белее, да и вообще он не сильно изменился за эти несколько лет. Ростом чуть выше метра восьмидесяти, Себастьян выглядел стройным и элегантным в темно-синем пиджаке и светло-голубой рубашке, которая выгодно подчеркивала цвет его глаз.
До этого момента я, наивная, надеялась, что, взглянув на меня, Себастьян тут же заметит, как сильно я изменилась и, возвысившись над своим прошлым, стала настоящей горожанкой и непринужденно ведущей себя женщиной, его коллегой по перу в конце концов, после чего решит, что мы сможем цивилизованно и даже по-дружески общаться. Но, только лишь увидев его, я начала трястись, как больной гемофилией на булавочной фабрике.
— Вкуснятина! — донесся из-за спины чей-то голос.
— Что? — Я вздрогнула и, обернувшись, увидела невысокого официанта с рыжими волосами, напоминавшими моток проволоки. В руках он держал поднос с маленькими пирожными.
— Хотите попробовать эту вкуснятину? — Официант протянул мне поднос и подмигнул. Он казался таким же ярким и симпатичным, как букетик анютиных глазок. Его широкая улыбка и большие зеленые глаза удачно дополняли взрывоподобные рыжие волосы.
— Никогда не отказываюсь от вкуснятинки, — принялась заигрывать я, даже не пытаясь сдержать вечный двигатель своего автоматического кокетства. По убеждению Нэнси, пристрастие к флирту напрямую связано с тем, что в моей жизни господствовала равнодушная мать и абсолютно отсутствовала весомая фигура отца. По моему же мнению, это связано с тем, что парни чертовски привлекательны.
— Естественно, я не его имел в виду, — заявил официант, кивая в сторону Себастьяна. — Его роман — редкостная гадость.
Конечно же, я изучила шедевр Себастьяна, вчитываясь в каждое слово и пытаясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, которая помогла бы понять его поведение.
— А я-то думала, только мне одной он не понравился.
— Я тебя умоляю, дорогуша, он дьявольски претенциозен! — воскликнул официант. — Но из его университета таких писателей выпускают пачками. — Тут он увидел выражение моего лица и забеспокоился: — В чем дело?
Когда я призналась, что тоже училась в ПУ, официант ухмыльнулся и сказал:
— Ну, я не имел в виду присутствующих. Надеюсь, ты в него не влюблена?
— Я?! Влюблена в него?! Ха-ха, а ты смешной! — защебетала я. — А тебя он заводит?
— Не мой тип, — заявил рыжик. — Я не очень люблю злодеев. И потом, волосатенькие мне нравятся больше.
Продолжить эту захватывающую беседу нам не удалось — главный официант, сердито жестикулируя, дал понять моему новому другу, что пора заняться обходом гостей. Впрочем, мне тоже пора было шевелиться и в конце концов побеседовать с главным (зло)действующим лицом вечера. Мое сердце отстукивало свой ритм быстрее, чем ноги танцора фламенко. Я схватила с одного из подносов бокал шампанского, быстро осушила его и тут же цапнула второй.
Пробираясь через толпу, я заметила, что все исподтишка наблюдают за Себастьяном, ожидая возможности перекинуться с ним парочкой умных слов, дабы потом, на следующем званом обеде, в красках об этом рассказать. Себастьян увидел меня, и улыбка тотчас стерлась с его лица. Направляясь к нему, я изо всех сил старалась успокоиться.
Он продолжал беседу с пожилым мужчиной.
— Естественно, я описывал эти извращения по единственной причине, — вещал Себастьян, — чтобы они подверглись вполне заслуженному порицанию. Я ведь не эротоман какой-нибудь, чтобы возбуждаться от знойных, то есть я хотел сказать, гнойных половых органов. |