— Да, взрываются, как трубчатые бомбы, вспомнил теперь. Спасибо, Хьюберт.

Отшелушив кожу, Самсон помазался кремом и оделся. Пояс с Хьюбертом он надел под скаф, на голое тело. В сегодняшнем скафе, как он заметил, имелись добавочные карманы.

— Мой детектор показывает, что тебе надо помочиться, Сэм.

— Ничего удивительного.

— Скоро сам почувствуешь. Кроме того, ты обезвожен, и у тебя наблюдается серьезный недостаток калия. Предлагаю тебе позавтракать перед уходом.

— Я не хочу есть. — Самсон похлопал по пряжке под тканью. — Ты уверен, что зарядил эту штуку?

— Да, Сэм. Насколько позволяет устаревшая техника.

— Ты тоже не больно-то современный, — проворчал Самсон. — Уверен, что справишься?

— Я проработал все до мельчайших деталей, Сэм. И не настолько уж я устарел. Я занимался собственной реконфигурацией почти все свое внеструктурное время. Конечно, нейрогель мне не добавляли уже несколько десятилетий.

— Уверен, что ты не Генри? — усмехнулся Самсон. — Тот тоже всегда твердил: «побольше пасты, побольше пасты». И я, как дурак, покупал ему. Сам знаешь, к чему это привело.

— Знаю, Сэм, но Генри был простым слугой, а не ментаром.

Самсон убрал туалетные принадлежности, отшвырнул ногой в угол клочья рубашки, снял с пуфа поднос. Пуф в свое время сделали из выдолбленной задней ноги дикого африканского слона. Каждый ноготь на ней был как кулак Самсона. Сиденье из кожи зебры, когда Самсон повернул его против часовой стрелки, щелкнуло и открылось. Внутри Самсон хранил свои сокровища, когда они у него еще были. Теперь на самом дне лежала стопка запечатанных бумажных конвертов. На каждом корявым почерком Самсона было нацарапано имя одного из софамильников. Самсон достал их, опять повернул подушку и поставил сверху поднос. При взгляде на миску с синтекашей у него забурчало в желудке — опять происки Хьюберта, что ли?

— Ладно. — Он взял ложку, съел кашу и выпил сок, не чувствуя вкуса. Коф он не стал пить: последняя чашка кофа в его жизни должна быть горячей. Потом он расположил подушки так, будто на койке лежит человек, и сунул под них письма. У двери он оглянулся в последний раз на свое жилище. Не такое уж плохое место, чтобы проститься с жизнью.

Самсон похлопал по пустому карману скафа.

— Я что-то забыл?

— Рюкзак.

— А куда я его дел?

— Он за рассадными матами.

Пошарив за рулонами с семенами форельника, Самсон достал маленький желтый мешок и рассовал из него по карманам полулитровую фляжку с электролитом, энергизирующие батончики «Гудик», лекарства, специальные темные очки, успокаивающие салфетки, шляпу, пригоршню жетонов, билет на стадион «Солджер филд» и самую главную вещь — портативный имитрон.

— Все, двинули.

Крепко держась за перила, Самсон Кодьяк спускался по лестнице чартерного дома. То и дело он останавливался передохнуть. Первая дверь, которую он миновал, вела в машинное отделение лифта, где жил Богдан Кодьяк. На двери из эпоксидного клинкера, с диароновой обшивкой и титановыми засовами, светились трехмерные международные символы НЕ ВХОДИ — УБЬЕТ. Жаль, что это всего лишь блеф, призванный отпугнуть Тобблеров, чтобы те не пришли и не захватили свою машинерию.

— До свидания, мальчик, — сказал Самсон, мимоходом потрогав дверь. — Смотри не влипни во что-нибудь.

На середине следующего марша ноги у Самсона так разболелись, что пришлось отдохнуть. Это обыкновенная старческая ишемия, но если не остеречься, мышечная гипоксия приведет к некрозу, начнется цепная реакция, и огненный апоптоз прекратит его путешествие прямо здесь, между девятым и восьмым этажами.