— Но ты всегда говорил нам, что обожал маму, — продолжала она. Ее взгляд устремился на мраморный бюст, служивший дверным стопором. — Что относился к ней вроде Роберта Браунинга к Элизабет Барретт, и даже после смерти мамы!

Мэннинг закрыл глаза.

— Ты меня очень обяжешь, Джин, если не будешь говорить «вроде», имея в виду «как». Такая чудовищная безграмотность…

— Я тебя не понимаю! — в отчаянии воскликнула Джин. — Какая разница, как я говорю?

Лицо Мэннинга покраснело.

— Ты говоришь, дорогая моя, на языке Эмерсона и Линкольна, По и Хоторна. Не унижай родную речь.

— О, папа, ты отстаешь на сто лет!

— Однако я, по-видимому, чересчур современен, поддерживая отношения с мисс Стэнли?

— Эта женщина… — горячо начала Джин, но остановилась, пытаясь, без особого успеха, имитировать усталую циничную манеру своей старшей сестры Кристал. — Полагаю, мужчины во все времена общались со шлюхами. Но ты!.. Повторяю, папа, ты отстаешь на сто лет! Вероятно, поэтому твоя школа… — Джин снова оборвала фразу, но на сей раз с другой интонацией.

— При чем тут школа? — осведомился Мэннинг. На его висках обозначились голубые вены.

Увидев, что взгляд дочери скользнул по туго набитому черному портфелю, лежащему на столе справа, Мэннинг спрятал его в правый ящик стола.

— Так при чем тут школа? — повторил он.

Джин огляделась в поисках помощи.

— Дейв! — воскликнула она.

Мистер Хантингтон Дейвис-младший прочистил горло и поднялся с кресла в дальнем конце комнаты.

В кабинете с полуопущенными жалюзи было так темно, что лица на расстоянии выглядели смутно. Мистер Хантингтон Дейвис — новейший партнер отцовской фирмы «Дейвис, Уилмот и Дейвис» — в свои тридцать лет был более чем уверен в себе. Его гладкие черные волосы блестели, как атлас, когда он подходил к столу.

— Могу я кое-что сказать, сэр? — осведомился Дейвис беспечным тоном.

— Разумеется, — отозвался Мэннинг. Он окинул молодого человека взглядом, лишенным всякого выражения, как мог бы смотреть на пустой холст.

Дейвис улыбался приятной белозубой улыбкой. Его светло-серые глаза сияли на смуглом, как у индийца, лице, а высокая крепкая фигура, служившая источником радости для портного, свидетельствовала о страсти к физическим упражнениям, которыми Мэннинг, мягко выражаясь, пренебрегал.

— Я бы хотел задать вам один вопрос, мистер Мэннинг. — Дейвис небрежно оперся кулаком о стол. — О чем вы думаете?

Мэннинг соединил кончики пальцев:

— Я думаю о том, почему мы с вами так не нравимся друг другу.

— Папа! — вскрикнула Джин.

Белоснежные зубы Дейвиса сверкнули на загорелом лице.

— Это неправда, мистер Мэннинг. Вы мне очень нравитесь. И я не могу не нравиться вам.

— Почему вы так думаете?

Не сводя глаз с фигуры за столом, Дейвис вытянул руку за спиной и поманил к себе Джин. Девушка соскользнула с дивана и взяла его за руку.

— Ну, — снова улыбнулся Дейвис, — вы ведь не возражаете против моей женитьбы на Джин, не так ли? Вы дали согласие без всяких оговорок.

— Я всегда соглашаюсь, чтобы избежать волнений и суеты, — сказал Мэннинг. — Сестра Джин уже трижды побывала замужем.

— Послушайте, сэр! — Несмотря на всю самоуверенность, в голосе Дейвиса звучали нотки отчаяния. — Мы с Джин должны пожениться в августе. Теперь это семейное дело.