Самый богатый серебряный рудник находится в Кантарде, поэтому приходившие к власти шайки сражались за эту территорию еще с тех пор, как мой дедушка был желторотым птенцом, пока жадный Слави не сыграл свою шутку. Но долго ему не продержаться. Он нагадил всем и теперь со всех сторон окружен врагами.
Я открыл было рот, чтобы отказаться от денег: ведь Питерс – мой кредитор. Но потом понял, что должен взять их. Питерс призвал меня выполнить свое обязательство, но не рассчитывал, что я буду работать бесплатно. Может быть, заплатив по счету, он за что-то рассчитается с генералом.
– Восемь в день и расходы, – сказал я. – Для друзей скидка. Если останется – верну, если понадобится больше – представлю счет.
Пятьдесят монет я для сохранности спрятал в комнате Покойника. Он у меня тяжеленький, больше ста пятидесяти килограммов, и – самое в нем лучшее – все время дрыхнет, уже давным– давно не просыпался, даже скучно стало. Поймав себя на таких мыслях, я понял – в самом деле пора приниматься за работу. Скучать по Покойнику – все равно что скучать по инквизитору.
Я вернулся в кухню. Питерс собирался уходить.
– Итак, завтра утром? – уточнил он. В голосе сержанта мне послышались нотки отчаяния.
– Приду, не сомневайтесь.
Мне пришлось раскаяться в своей опрометчивости: я слишком долго не отрывал задницу от стула, и ноги быстро устали. К тому же начался дождь, капли величиной с монетки застучали по дороге. Я раскаивался все сильнее. Теперь уж точно придется столковаться со стариком, а то на обратном пути промокну вконец.
Я перекинул сумку на другое плечо и попытался идти быстрее. Напрасный труд.
Дома перед выходом я помылся, побрился и причесался, словом, постарался привести себя в надлежащий вид для встречи с богатеями к теперь надеялся, что они оценят мои старания и не прогонят от дверей, не спросив имени. Надеялся я также, что Черный Пит не подкачал и заранее сообщил мой псевдоним привратнику.
Назвать домишко Стэнтноров лачугой – не совсем точно. На него угрохали, полагаю, на миллион кирпича, камня и отборного леса. На такой территории спокойно можно захоронить целый батальон. Я не захватил с собой карты, но заблудиться было мудрено. Генерал точно специально для меня велел провести к дому мощеную дорогу.
Лачужка ничего себе. Каменная, с деревянной отделкой, в пять этажей, по бокам четырехэтажные флигели. Я поднял с земли камень и попытался добросить до другого угла – недолет, а бросок был недурен.
За шиворот мне потекла вода. Я прыжком преодолел двенадцать мраморных ступенек и остановился на минутку перед дверью, чтобы привести себя в порядок и не выглядеть чересчур взъерошенным. Когда имеешь дело с богачами, главное – не робеть, держать хвост пистолетом.
Дверь – такими воротами мог бы гордиться и замок – бесшумно приоткрылась, выглянул какой-то человек. Я с трудом удержался от вопроса, сколько масла пошло на смазку этих чудовищных дверных петель.
– Да?
– Я Майк Секстон. Меня ждут.
– Да.
Человек поморщился, выражение лица у него было довольно кислое. Интересно, где он посреди зимы ухитрился раздобыть лимон?
Вряд ли я произвел на него благоприятное впечатление, однако он впустил меня в холл. Вот это да! Здесь свободно поместилась бы парочка мамонтов, если бы хозяину стало жаль оставлять их мокнуть под дождем.
– Пойду доложу генералу, – сказал он и ушел, точно ему кол в спину вогнали, маршируя под слышный лишь ему одному барабанный бой. Сразу видно, тоже бывший морской пехотинец.
Он исчез, а я принялся развлекаться, шатаясь по холлу и знакомясь с предками Стэнтнора, целая дюжина коих сердито пялилась на меня с портретов на стенах. Судя по всему, от художников требовалось одно – поймать на лицах моделей выражение нестерпимого страдания. |