Я взглянул на шнурок. Да, не просто обрывок веревки.

– Убийцы-асы изготавливают собственные шнуры. Плетение удавки – последнее испытание, дающее статус мастера. Посмотри. Узел, как у нас делают для виселиц, но петля круглая, ее можно накинуть одной рукой. Узлы – на самом деле не узлы, веревка оплетает пробку конусообразной формы. Эта штуковина устроена, как стрела с наконечником, пробка может выскочить только в одну сторону.

Мне понадобилось не больше секунды, чтобы разобраться в устройстве шнурка: наглядный пример был налицо. Я нащупал конусообразные выступы.

– Пробка сжимается, выскакивает из узла и расширяется снова, с другой стороны.

– Как снять шнурок?

– Его не снимают. Используют один раз. Потом он считается испорченным. Я видел эту штуку только однажды. Моему знакомому удалось перерезать ее у себя на горле. Но более везучего парня на свете нет, не считая тебя, конечно.

Я огляделся вокруг. Сам Снэйк интересовал меня меньше. Может, наш убийца и дилетант, но тоже весьма везучий дилетант. Ни одной улики.

– Печально, – сказал я.

– Смерть всегда печальна. Кто бы говорил! Но Морли полон неожиданностей.

– Я не о том. Посмотри, как он жил. – Я указал на угол Снэйка. Он жил, как лошади Спал на соломе. Из мебели – только грубо выкрашенный стол. – Он был профессиональным солдатом, двадцать лет в войсках, преимущественно в Кантарде. За это неплохо платят. Человек настолько осмотрительный, что ухитрился выжить, наверняка умел и с деньгами обращаться. Но он жил в конюшне, как животное, и не имел даже смены одежды.

– Бывает, – проворчал Морли. – Хочешь пари, что родился он в самых распоследних трущобах? Или на какой-нибудь грязной ферме, где и двух медяков за месяц не увидишь?

– Не надо пари.

Я видел, что он прав. У выросших в бедности людей есть патологическая страсть откладывать деньги про черный день. Но смерть приходит раньше этих предполагаемых несчастий. Жалкая жизнь. Я тронул Снэйка за плечо – мускулы его были напряжены, не расслабились даже после смерти. Странно.

Я вспомнил рассказ кухарки о Снэйке. «Он был доблестным воином», – напишут на надгробном памятнике.

Я перевернул тело, чтобы посмотреть, нет ли чего под ним. Нету.

– Слушай, Морли. Задушить – дело долгое. Вероятно, убийца сперва попробовал придушить его, а потом пырнул ножом или наоборот.

Морли огляделся кругом. Жуткий кавардак.

– Вероятно.

– Ты когда-нибудь душил человека? Морли укоризненно взглянул на меня: бестактный вопрос.

– Извини. А я вот душил. Мне во время набега поручили придушить часового. Я тренировался заранее.

– Не похоже на тебя.

– Мне не нравится убивать и никогда не нравилось, но я подумал: если убить человека придется и если я хочу уцелеть, значит, надо все сделать как следует.

Морли проворчал что-то. Он был занят осмотром того, что некогда было лицом, грудью и животом Снэйка.

– Я все разыграл как по нотам. Когда я подошел к нему, парень дремал. Но очень быстро проснулся и отбросил меня, как тряпичную куклу. Он мне чуть мозги не вышиб, а ведь я. ни на секунду не отпускал проклятой веревки. Единственно, что мне удалось, – я не дал парню заорать и поднять тревогу, а там подоспел кто-то из наших и добил его ножом.

– Ну и что?

– Если ты не сломаешь жертве шею, она будет бороться. Предположим, ей удастся стряхнуть нападающего и ослабить веревку. Парень увидит тебя, пусть даже на шее у него эта дьявольская восточная удавка, и тогда придется его прикончить любым доступным способом – иного выхода нет.

– Ты ведешь к тому, что Снэйк был сильнее убийцы.