Поздно вечером Фрэнсин налила в ванну холодной воды, чтобы смыть с себя неприятные воспоминания прошедшего дня. Ванная комната была небольшой, но уютной и чистой, что бывает крайне редко в бедных странах. Фрэнсин медленно погрузилась в воду и с облегчением вздохнула. Прохладная вода освежила тело и сняла накопившуюся за день усталость. Фрэнсин взяла со столика зеркало и посмотрела на свое лицо. Оно выглядело молодым, но под глазами уже стали обозначаться неглубокие морщинки. В ее внешности удивительным образом сочетались грубоватые кельтские черты отца и мягкие кантонские черты матери. Это было редкое сочетание двух рас, наложившее отпечаток на ее внешность и наделившее ее необычной красотой. Но в этом смешении рас были и свои недостатки, которые затрудняли ее общение с другими людьми. Китайцы считали ее европейской женщиной, а европейцы – азиаткой. И в результате и те, и другие никогда не принимали ее за свою. Такая же судьба подстерегает и Сакуру. Она никогда, не будет своей ни в Европе, ни в Азии. «Мы особая смесь великих рас, – подумала она, – и поэтому обречены на гордое одиночество среди тех и других».

И тем не менее Клайв до сих пор любит ее. Почему? За что? Не потому ли, что видит в ней все ту же невинную и по-детски наивную молодую женщину, которую встретил когда-то в Сингапуре? Она внимательно посмотрела на свое тело. Оно отливало бронзой в прозрачной воде и по-прежнему было упругим и молодым, и она не сумела разглядеть в нем никаких признаков старения и увядания. Да, внешне она все еще производит впечатление молодой и энергичной женщины, но внутри биологические часы неумолимо отсчитывают свое время. Они тикают и тикают, все чаще напоминая ей, что молодость уже позади, а впереди ее ожидают старость и медленное угасание.

Она отбросила грустные мысли, быстро вымылась, вытерлась огромным махровым полотенцем, набросила на себя ночную рубашку и вышла из ванной. Клайв склонился над картой Лаоса и все еще ломал голову над тем, как добраться до северной части страны без помощи Дьема. Увидев Фрэнсин, он сложил карту и повернулся к ней.

– Ты помнишь Сингапур? – неожиданно спросил он, впервые за долгие годы увидев ее в ночной рубашке.

– Еще бы, – улыбнулась она и протянула к нему руки.

Клайв прижал их к своим губам и вдруг обнаружил, что она не сопротивляется, не пятится назад и вообще стала какой-то мягкой и доброжелательной.

– Это были самые счастливые дни в моей жизни, – прошептал он, целуя ее пальцы.

– Будут еще счастливые дни, – многозначительно заметила она, прижимаясь к нему.

– Только в том случае, если рядом со мной будешь ты. – Клайв посмотрел ей в глаза. – Фрэнсин, я не хочу, чтобы ты снова покинула меня. Не хочу больше тебя терять. – Его глаза неожиданно заблестели. – Если ты снова оставишь меня, я не смогу жить. Я слишком долго ждал, когда мы по-прежнему будем вместе. Слишком долго. Мне кажется, с тех пор прошла целая вечность.

– Мужчины – очень странные существа, – проговорила она, ласково улыбнувшись. – Они могут часами смотреть на географическую карту в поисках неизвестно чего и при этом демонстрировать поразительное невежество, когда речь идет о географии человеческого сердца. Ты должен попытаться понять меня, Клайв. Ведь прошло много лет, и я стала совсем другим человеком.

– Да, это трудно понять, но не труднее, чем разобраться в партитуре Баха.

– Это не просто трудно, но болезненно и даже невозможно.

– Нет, это не просто трудно, но интересно и даже заманчиво.

Она засмеялась и покачала головой:

– Неужели ты думаешь, что после стольких лет между нами осталось что-то общее?

– Возможно, ты сама не хотела, чтобы между нами осталось что-то общее, – парировал он.