– Ты знаешь, кто это сделал? Ты знаешь, Конан? – с тревогой и надеждой вопросил он.

– Мне надо подумать… – медленно произнес варвар, глядя сквозь сайгада куда-то в конец коридора.

«Что там? Стражник?» Кумбар отодвинул свое большое тело с дороги конанова взгляда, посмотрел в том же направлении. В самом деле, там спокойно продолжал почивать стражник, и храп его доносился сюда скрипом несмазанного колеса. «Тьфу! Чтоб тебя к Нергалу…» Сайгад погрозил огромным кулаком в сторону груды бесчувственного мяса, облаченного в железные доспехи, а киммериец уже направлялся туда, неспешным шагом, чуть вразвалочку. Но только успел Кумбар злорадно ухмыльнуться, представляя себе веселящую сердце картину трепки нерадивого охранника, как тут же удивленно поднял белесые брови: варвар переступил через тушу, закрывавшую собой проход к лестнице, и скрылся за поворотом. В следующее мгновение на стене мелькнула его тень, потом и она пропала.

Старый солдат хмыкнул, пытаясь сообразить, что же все-таки надо Конану; знаком велел дрожащему от страха первому стражнику убрать тело девушки. Бросив последний короткий взгляд на несчастную Баксуд-Малану, сайгад вздохнул и поспешил вслед за киммерийцем, по пути бормоча сквозь зубы ругательства и проклятья богам и чувствуя, как с каждым бранным словом освобождается и успокаивается душа. Боги спали и ничего не слышали.

* * *

На улицах и в переулках Аграпура властвовала тьма – младшая и любимая сестра ночи, и пустота – их родная тетка. Луна, вялая, бледно-зеленая, словно только что оправившаяся после болезни, заняла свое место на черном без звездном ковре, но светила едва-едва, так что казалось – дунешь легонько в небо, и она погаснет.

Вглядываясь во мрак, сайгад семенил по самой середине широкой улицы, вымощенной круглым булыжником. Конан шагал уже далеко впереди, и Кумбар с трудом различал маячившую в конце длинного ряда домов черную точку его фигуры.

Сначала он подумал, что варвар направляется в «Маленькую плутовку», но потом тот свернул за два поворота до этой таверны, и сайгад припустил быстрее – стоило Конану на миг лишь исчезнуть из поля зрения, и он его уже не найдет. Но, как не спешил старый солдат, киммерийца он все же потерял.

Учитывая то, что в Аграпуре существовало не менее сотни всякого рода кабаков и таверн – дорогих и дешевых, с громкими красивыми названиями и без названий вовсе, центральных и окраинных, – сайгаду ничего не оставалось Делать, как только вернуться во дворец и по горячим следам продолжить расследование страшных преступлений, он и поступил.

В глубине души Кумбар не сомневался, что расследовать такое запутанное дело ему не под силу. И Конану – в этом, несмотря на его последние слова у тела Баксуд-Маланы, он уже тоже не сомневался, – не под силу. Ни сам он, ни юный варвар не обладали достаточной для такого сложного занятия смекалкой и ловкостью. Был бы Мишрак – хитрая лиса – может быть, Баксуд-Малана и осталась бы жива.

На сем соображении Кумбару вдруг стало стыдно, что являлось еще одним доказательством того, что совесть его хотя и была на последнем издыхании, но пока не умерла. Киммериец предупреждал его: в охрану на половину невест надо ставить не менее десятка солдат – лучших солдат. Кумбар же счел, что и двух будет вполне достаточно, и – послал деревенских увальней, тупых и ленивых, и лучшего способа проворонить убийцу нельзя было найти. Будь он на месте Конана, несомненно усмотрел бы в таких действиях злой умысел…

Фонари императорского сада сайгад заметил издалека – оазисом тихого ласкового света виделись они в ночной неприветливой тьме. Он подмигнул им как старым друзьям и заспешил к воротам. Треск огня в треноге, ложе, устланное мягкими подушками, бутыль доброго вина на столике – что может быть милее в такую страшную ночь…

Губы Кумбара расползлись в невольной улыбке; он прибавил шаг, предвкушая славный одинокий ужин в уют ной своей комнатушке, и забыл о всех печальных событиях.