— Да? Он в самом деле так сказал?.. Ну, Джен, тогда он либо очень честен, либо очень хитер. — Мать устремила серьезный взгляд на дочь. — Что он за человек, как ты считаешь?

Дженнсен сцепила пальцы рук перед собой:

— Честное слово, не знаю. Я думала о том же самом… — Потом она вспомнила слова странника. — Он сказал, что хочет, чтобы у тебя было вот это. Тогда тебе не надо будет бояться чужаков, нашедших приют в твоем доме.

Дженнсен вытащила из-за пояса нож в ножнах и протянула матери. Серебряная рукоять блеснула в тусклом желтоватом свете, исходящем из окна.

Мать смотрела на нож в изумлении, потом медленно подняла его обеими руками на уровень глаз и прошептала:

— Добрые духи…

— Я знала, — заметила Дженнсен. — Я чуть не завизжала от страха, когда увидела его. Себастьян сказал, что это — чудесное оружие. Он хотел, чтобы ты взяла нож. Себе он оставил короткий меч и топор. Я обещала отдать тебе этот нож. И он сказал, что это поможет тебе чувствовать себя в безопасности.

Мать задумчиво покачала головой:

— Я вовсе не чувствую себя в безопасности, зная, что человек с таким оружием был совсем близко от нас. Джен, мне это совсем не нравится. Совсем!..

По глазам матери Дженнсен видела, что теперь та обеспокоена вовсе не приведенным в дом чужестранцем.

— Мама, Себастьян болен. Можно ему остаться в пещере? Я постаралась убедить его, что мы ему не менее опасны, чем он нам.

Мать взглянула на нее, хитро улыбнувшись:

— Умная девочка…

Обе знали, что могут выжить, только действуя сплоченно, роли каждой были отработаны, и не требовалось все подробно обсуждать.

Потом мать вздохнула, словно с грустью признавала, как много ее дочь теряет в жизни. Она нежно провела рукой по волосам Дженнсен.

— Все в порядке, дитя мое, — сказала она. — Мы позволим ему переночевать.

— И покормим его. Я сказала ему, что он получит горячий ужин за то, что помог мне.

Мать улыбнулась:

— Ну, тогда будет ему и ужин.

Наконец она вытащила нож из ножен. Внимательно осмотрела его со всех сторон, изучая гравировку. Проверила остроту лезвия, затем — балансировку ножа. Покрутила его в тонких пальцах, чтобы иметь полное ощущение от вещи, и снова взвесила в руках, примеряясь к оружию.

Наконец она положила нож на раскрытую ладонь, разглядывая украшенную орнаментом букву «Р». Дочь не могла даже представить, какие ужасные мысли и воспоминания проносились у матери в голове, пока та молча рассматривала эмблему, представляющую династию Рала.

— Добрые духи, — едва слышно прошептала мать. Дженнсен ничего не сказала. Она все поняла. Это была не красота. Это была уродливая вещь, полная зла.

— Мама, — прошептала Дженнсен, когда, казалось, прошла вечность, а мать по-прежнему рассматривала рукоять ножа. — Уже почти стемнело. Можно я позову Себастьяна и потом отведу его в пещеру?

Мать вернула лезвие в ножны, и с этим движением, казалось, исчезли болезненные видения и воспоминания.

— Да, полагаю, будет лучше, если ты приведешь его. А я приготовлю рыбу и принесу кой-какие травы, которые ослабят лихорадку и помогут ему уснуть. Жди здесь, пока я не выйду, и не своди с него глаз. Мы поедим снаружи. Я не хочу, чтобы он входил в дом.

Дженнсен кивнула. Потом тронула руку матери, словно не хотела отпускать. Надо было сказать еще кое о чем. Как жаль, что придется сделать это. Дженнсен всей душой не хотелось причинять матери боль, но никуда не денешься.