Теперь, казалось, в этих странствиях, наконец, будет поставлена точка.
— Себастьян, — сказала мать. — Почему вы помогли сегодня Дженнсен?
— Я люблю помогать людям. Ей нужна была помощь. Я понял, насколько она напугана, хотя солдат и был мертв. — Странник улыбнулся Дженнсен. — Она очень мила. Я хотел ей помочь. А кроме того, — добавил он, — я не очень жалую д’харианских солдат.
Хозяйка жестом указала на миску с рыбой. Приподняв миску, гость подцепил ножом еще один кусок.
— Госпожа Дженнсен, я ведь очень скоро засну. Почему бы вам просто не сказать, что у вас на уме?
— За нами охотятся д’харианские солдаты.
— Почему?
— Эта история заняла бы целую ночь. В зависимости от того, чем эта ночь закончится, вы сможете, вероятно, услышать суть, но сейчас важно одно: нас преследуют. И больше Дженнсен, чем меня. Если солдаты поймают нас, она будет убита.
Хозяйки вымолвила последнюю фразу легко и просто.
Однако Себастьян подумал, что теперь убить Дженнсен будет совсем не просто. И тому, кто попытается, наградой станет смерть.
Он взглянул на девушку:
— Мне бы это едва ли пришлось по вкусу.
— Ну, значит, у всех нас вкусы совпадают, — тихо проговорила мать.
— Вот почему вы так дружны, и у вас всегда при себе ножи…
— Именно, — сказала мать.
— Я не совсем понимаю… — Себастьян вновь взглянул на Дженнсен. — Вы опасаетесь, что солдаты найдут вас. Но д’харианские солдаты — не такая уж редкость. Я видел, как вы были сегодня напуганы. Почему именно этот солдат напугал вас так сильно?
Дженнсен положила в костер толстую ветку, радуясь тому, что разговор ведет мать. Бетти заблеяла, требуя морковки или хотя бы чуточку внимания. Курицы ворчливо квохтали из-за света и шума.
— Дженнсен, — сказала мать. — Покажи Себастьяну бумажку, которую ты нашла у погибшего солдата.
Ошеломленная Дженнсен дождалась, пока мать не посмотрела в ее сторону. Они обменялись взглядами, и дочь поняла, что мать намерена использовать шанс, но для этого надо рассказать страннику хоть что-нибудь.
Тогда девушка вытащила смятый лист бумаги из кармана и протянула его Себастьяну:
— Я нашла его у д’харианского солдата. — У нее перехватило дыхание от воспоминания о жутком мертвеце. — Буквально за секунду перед тем, как вы появились.
Себастьян развернул листок, расправив его между большим и указательным пальцами, настороженно взглянул на обеих женщин. Потом повернул бумагу к огню, чтобы разглядеть написанные на ней слова.
— Дженнсен Линди, — сказал он, прочитав записку. — Я не понял. Кто такая Дженнсен Линди?
— Я, — сказала Дженнсен. — По крайней мере какое-то время была.
— Какое-то время? Не понимаю.
— Так меня звали, — пояснила Дженнсен. — Этим именем я пользовалась несколько лет назад, когда мы жили далеко на севере. Мы часто переезжали, чтобы нас не могли схватить. И каждый раз меняли имена, чтобы сложнее было напасть на наш след.
— Значит… Даггет тоже не подлинное имя?
— Нет.
— Ну и какова же тогда ваша настоящая фамилия?
— А это история на всю следующую ночь. — По тону матери было понятно, что она не намерена обсуждать эту тему. — Сейчас имеет значение одно: у солдата сегодня была эта бумажка. И ничего не может быть хуже.
— Но вы же сказали, что больше не используете это имя. Здесь вы под именем Даггет. Никто тут не знает никакой Линди.
Мать наклонилась к Себастьяну. Дженнсен знала, что она смотрит на него так, что тот сразу почувствует себя неуютно. Мать умела заставлять людей нервничать, когда смотрела на них напряженным, пронизывающим взглядом. |