Одним из нестерпимых, но и поистине трогательных качеств Альберта было то, что он совершенно не сознавал, какое впечатление производит на окружающих. Когда он, подойдя, стал здороваться с компанией, его лоснящееся лицо сияло. Он осторожно поставил портфель под стул. Оглядел всех косящим взглядом, задержал глаза на Джин и Дейне — у той скривились губы — и, наконец, увидел Жаклин.

— Альбер Гебара, — представился он, произнеся свое имя по-французски.

— Здравствуйте. Я — Жаклин Кирби.

— Не студентка, — сказал Альберт, уставившись на нее. — Слишком стара для этого, правда? Madam ou mademoisell Kirby? Docteur, peut-etre?

— Просто Жаклин.

— Mais non, ce n'est pas bien de parlera une dame d'un certain age...

Энди застонал.

— Ох уж наш тактичный Альберт. Слушай, кретин, ты что, не знаешь, что невежливо говорить с леди о ее возрасте? И ради Бога, перейди на английский. Ты же можешь, если захочешь... Вот уж... Ведь неприлично говорить на языке, который не все понимают.

Но глаза-бусинки Альберта не отрывались от Жаклин.

— Mais vous compenez francais, vous comprenez fort bien ce que je vous dis...

— Un peu, — осторожно согласилась Жаклин.

— Alors, madame Kirby? Madame la professeur? Madame la...

— Нет, — ответила Жаклин. — Я не преподаватель. Я библиотекарь.

— Une bibliothecaire. — Альберт удовлетворенно кивнул. Он встал, взял стул, подхватил свой портфель и двинулся вокруг стола, намереваясь устроиться рядом с Жаклин. Под шум возобновившейся беседы Энди пробормотал:

— Слава Богу, кто-то еще говорит по-французски. Я уже устал быть единственным адресатом Альбертовых откровений. Впрочем, он не зря усвоил подобный стиль беседы — он получает информацию. Библиотекарь! Мне бы это и в голову не пришло!

— Неужели? — Дейна и не думала понижать голос. — Мужчины так ненаблюдательны. Я это сразу поняла. Унылая, скучная, средний класс.

— В отличие от тебя, — отрезал Энди. — Ты у нас образец любезности.

Дейна сникла. Только Энди и удавалось поставить ее на место.

Зато Альберт вошел в раж. Он перешел на английский — видно, Жаклин уже не хватало ее скудных познаний во французском. В присутствии Альберта разговор замер. Его громкий голос заглушал другие голоса, а его высказывания были настолько возмутительны, что у слушателей захватывало дух.

— Понимаете, я христианин, — объяснил он скептически слушающей его Жаклин. — Вы, наверное, думаете, что я грязный мусульманин.

— Нет, — прервала его Жаклин. — Почему же?

Но Альберт не заметил сарказма.

— Нет, я не грязный мусульманин, — повторил он и с удовольствием сделал паузу. — Я добрый христианин, истинный христианин. Я обожаю Святую Матерь Божью и всех святых. Я приехал сюда, работаю, учусь — и все ради благословенных святых. В Церкви мало хороших христиан. Сейчас мало. И нужны истинные христиане, такие, как я, чтобы Церковь стала лучше.

Жаклин взглянула на Хосе, но поддержки не получила, глаза священника ничего не выражали.

— Вы намереваетесь улучшить Церковь? — спросила Жаклин. — Каким же образом?

Альберт одобрительно похлопал ее по колену. Он явно был неравнодушен к этой части женского тела.

— Спасу святых, — объявил Альберт. — Церковь не говорит... она считает... a rennoncer les saints. Mais les historiess des saints sont incontetables. Les saints...

— Ну, сел на любимого конька! — воскликнул Хосе, который не мог больше сдерживаться.