— Видишь, у самого коридорного проёма булыжник лежит?

— Ну, вижу, — недовольно мотнул головой Лёха.

— А около него, чуть в стороне, что-то блестит, словно кусочек фольги, видишь?

— Ну и что?

— Не нукай, милый друг! Это проводок виден: тронешь этот камушек ногой, тут всё и рванёт. Понял теперь? И, клянусь здоровьем товарища Сталина, такой камушек здесь не один, наверняка, и другие имеются. А в этом подземном коридоре и растяжки повсюду стоят…

Из-за большого ящика, стоявшего у самого входа в пещеру, раздалось жалобное мычание, переходящее в тоненькое повизгивание.

Сняв пистолеты с предохранителей, подошли к ящику, Сизый заглянул за него.

— Командир, да здесь человек лежит, руки заведены за спину и связаны, ноги, похоже, тоже. Что делать?

— Вытаскивай его на свет божий. Посади куда-нибудь, — распорядился Ник.

Лёха за воротник выдернул неизвестного из-за ящика, повозившись с минуту, пристроил его возле стены пещеры.

Во рту у странной находки был кляп, на глазах — широкая повязка.

— Для начала повязку сними, — посоветовал Ник.

— Пётр Петрович! — сдёрнув повязку, сразу же завопил Сизый. — Вот вы где! А мы вас обыскались! Думали, что вас давно того, убили уже! Сейчас, сейчас я вас развяжу! Освобожу от пут тюремных, так сказать!

— Отставить! — зло приказал Ник. — С ума совсем сошёл? Он же и есть — главный предатель, а ты сразу — "развяжу"!

— Да ну, — передёрнул плечами Лёха, — какой ещё предатель? Чего удумал-то, начальник?

— Такой, ты посмотри, во что он одет!

На ногах у капитана были брюки защитного цвета с бурыми и коричневыми пятнами, заправленные в высокие ботинки со шнуровкой, на плечи наброшена такая же пятнистая куртка, не скрывающая бежевой футболки с иностранными буквами на груди.

— А почему же он тогда связан? — не сдавался Сизый. — Вон, смотри, какой у него фингал под глазом!

— Да очень просто: не поверил он приказу об эвакуации, может, Банкин плохо голосу этого Большого Джима подражал, или какой-то условный пароль существовал для такой ситуации. Наверняка спорить стал, кричать. А американцы, они ребята дисциплинированные, трепетно относятся к приказам начальства. Вот и связали. Решили: доложим обо всём непосредственно Большому Джиму, а дальше пусть он сам думает: забрать этого скандального русского с собой на шхуну или здесь в пещере оставить — пошло помирать. Что-то такое здесь произошло. Прав я, Пётр Петрович? Да вынь ты уже у него кляп изо рта!

Освобождённый от кляпа Курчавый долго и брезгливо отплёвывался, глубоко дышал ртом, закатывая глаза, мол, очень слаб, помираю…

— Так что же вы расскажете нам, товарищ Курчавый? — проникновенно спросил Ник. — Может, сказку какую, про козни коварных врагов? Про невероятное стечение обстоятельств? А? Да отвечайте уже, не стройте из себя святую невинность!

— А я вам и не «курчавый» совсем! Не смейте больше меня этим дурацким прозвищем именовать! — неожиданно заявил капитан. — «Курчавый» — это мой псевдоним, взял его себе для конспирации, когда по молодости и глупости верил в идеалы революционные. Как же: свобода, равенство, братство! Пролетарии всех стран — объединяйтесь! Чушь полная! А настоящая моя фамилия — Голицын! Да, из тех самых! Понятно вам, голодранцы?

— Чего ж тут непонятного? — поморщился Ник. — Всё даже очень просто: гнусные реалии растоптали светлые юношеские идеалы, вот вы и решили — о корнях своих вспомнить и, посыпав голову пеплом, вернуться к прежнему, так когда-то презираемому образу жизни.