"Флейстер", правда, бросить пришлось, весна наступала уже вовсю, лёд вокруг самолёта трещинами покрылся, того гляди — начнётся ледоход.

А Мэри пропала. Искали везде, никаких следов не обнаружили. Было непонятно, откуда она вообще в Архангельске появилась — не было никогда в местных детских домах детей, вывезенных из Испании в 1937 году.

Как попала на территорию секретного аэродрома? Почему её никто не задержал?

Доложил Токарев по телефону в Москву обо всём случившемся, там пообещали разобраться. А ещё пообещали головы всем оторвать, с ближайшей оказией.

— Нам-то что, — ударился Токарев в философию. — Улетим скоро, ищи ветра в поле! А вот у вояк местных теперь неприятностей будет — выше крыши этого санатория. И звёзды с погон полетят — светлым роем, и рук рабочих на Беломорско-Балтийском канале прибавится. Поделом, уважаемые: высокие должности, они и мере ответственности надлежаще должны соответствовать. Как же иначе?

Потом прилетел самолёт из Нарьян-Мара, продолжили маршрут.

Красивый вид из иллюминатора открывался: внизу — бело-серая равнина, изрезанная тысячами рек и ручьёв, и миллионы, или даже миллиарды, больших, маленьких и вовсе крошечных озёр.

Ничего сверхординарного больше не происходило, так, сущие мелочи. Поморозились немного при последующих перелётах, на одном из военных аэродромов на две недели из-за пурги задержались, даже поголодать пришлось. Но всё же уложились в намеченный график, пятнадцатого мая уже в Магадане приземлялись.

Сделали самолёты широкий круг над Магаданом, со стороны моря. Недавно взошло солнце, в иллюминаторах загадочно мерцала знаменитая Нагайская бухта, с противоположной стороны хорошо просматривались порт и город.

Красота!

Только хищная такая, недобрая красота.

Опасности и новые жертвы сулящая…

Глава шестая

Магаданские страшилки

Приземлились, с Божьей помощью. Двое суток с небольшим провели на территории аэродрома: отъедались, отсыпались, обмороженные пальцы на руках-ногах в ванночках специальных холили, ублажали мазями пахучими.

На третьи сутки, по утру, всем выдали энкавэдэшную форму, удостоверения, оружие табельное, вещмешки с недельным сухим пайком. И, уже отдельно, значки крупные, приметные: профиль товарища Сталина, а чуть ниже — буковки золотые: "НКВД".

Капитан Курчавый построил всех, проинструктировал:

— Даю вводную. Эти значки — наш опознавательный знак. Директивы сверху уже спущены: теперь до конца операции все местные начальники, включая адмиралов и генералов, обязаны нам оказывать всеобъемлющую помощь. Ясно? Значки на гимнастёрках закрепить аккуратно, чтобы прямо над сердцем получилось! Сейчас следуем в оперативный штаб — знакомиться с текущей обстановкой. Потом совещаемся, определяемся, решения принимаем, заселяемся в наше общежитие. По одному в город не отлучаться, общую дисциплину не нарушать! К нарушителям лично буду принимать самые жёсткие меры! — Недвусмысленно по своей кобуре ладонью похлопал. — Вопросы?

Какие ещё вопросы могут быть, когда объясняют так доходчиво?

Сам капитан в эмку уселся, с собой Ника пригласил, Бочкина. Остальные расположились в кузове полуторки, под натянутым брезентовым тентом.

Полтора часа ехали от аэродрома: дорога дрянь полная, лужи сплошные, ямы и выбоины. Вдоль дороги — осиновое мелколесье, высокие кусты голубики, каменистые осыпи, безлюдье.

Наконец за стеклом замелькали тёмные длинные бараки, покосившиеся избушки, накаты землянок.

Это что — и есть Магадан?

— Это так, пригород только, — заметив недоумение Ника, пояснил Курчавый. — Вот в центр въедем — там и нормальные дома имеются, даже в несколько этажей.