Для нее изобретались специальные питательные блюда. Джейн и Полли всем сердцем предались занятию, которые они сами называли так: «Поставить девочку на ноги». Меня иногда охватывало искушение – да-да, именно искушение! – тоже попробовать эти вкусности, и ничто не могло обрадовать Джейн и Полли больше, чем вид нас обеих, с аппетитом поглощавших приготовленную ими еду. Они и меня возвращали к жизни, а не только Лили Крэддок.
Временами на меня находило мрачное настроение. В такие минуты я вспоминала своего малыша. Я рисовала себе раздирающие душу картины – вот он плачет, зовет меня, задыхается, но меня нет рядом, а больше он никому не нужен… И вдруг появляется этот доктор, этот монстр, который решил поставить свои зловещие эксперименты на моем дорогом сыночке. Наверное, он знал, что данное им лекарство не спасет моего сына, но хотел посмотреть, какой эффект оно вызовет.
Почему-то пренебрежение, с которым в больнице относились к пациентам, в моем воображении странным образом ассоциировалось с этим доктором. Увиденные мною сиделки думали только о себе. Непригодные для другой работы, они нанялись в больницу. Но разве такой метод подходит для отбора персонала? Ведь сиделки, сестры милосердия, врачи – это самые гуманные профессии на земле. Тот, кто ступает на этот путь, должен полностью посвятить себя служению людям, отныне его святая обязанность – заботиться о больных, облегчать их страдания. Кроме того, они должны быть хорошо профессионально подготовлены. Женщины же в той больнице искали только легкой жизни, пищи и крова для себя.
А доктор… в каком-то смысле человеческая жизнь не значила ничего и для него. Ему хотелось только проверить на людях воздействие изобретенных им лекарств, и никакие моральные соображения его не останавливали.
Я вспомнила, что слышала о некой мадам де Бринвилье, жившей в семнадцатом веке. Эта злодейка часто убивала своих врагов, давая им яд. Но предварительно она испытывала яды на пациентах больниц – ей хотелось, во-первых, удостовериться в их эффекте, а во-вторых, убедиться, что следы преступления удастся скрыть. Очевидно, больницы, в которых она этим занималась, были похожи на ту, из которой я забрала Лили Крэддок. Легко представить, как преступница под видом некого ангела милосердия приходила к больным, чтобы ухаживать за ними, и при этом приносила яд, спрятанный в гостинцах. Дьявольский доктор – такой же преступник, только у него как у врача было больше возможностей практиковать свои смертоносные методы, чем у мадам де Бринвилье.
Меня сжигало горячее желание делать хоть что-нибудь. Я изменилась. У меня больше не было ощущения, что жизнь кончена, в ней появился смысл, я чувствовала себя так, как будто родилась заново, словно увидела божественное знамение. Мне рассказали нечто обо мне самой, и именно Лили Крэддок выразила это так ясно, что я наконец поняла, кто я на самом деле. Моя айя говорила мне: «Ты можешь лечить прикосновением. Это дар богов, посланный тебе, а боги не любят, когда их дарами пренебрегают».
Был ли у меня и в самом деле какой-то дар? Да, конечно – спасать человеческую жизнь. Я была глубоко потрясена, когда в больнице увидела страдания людей, но одновременно я ощущала и беспомощность. Что можно сделать для этих людей? Мой собственный ребенок умер из-за небрежности окружающих. Он был убит! Конечно, такое заявление было слишком смелым, но меня не покидала уверенность в том, что если бы доктора Каллибера позвали вовремя, он бы спас жизнь Джулиана. Вместо этого Обри привел к мальчику своего сатанинского приятеля, тот дал ребенку неизвестное лекарство и убил его.
Возможно, я была слишком пристрастной – ведь речь шла о моем дорогом, незабвенном сыночке, – но ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что Джулиана можно было спасти, а они этого не сделали. Я найду этого врача; я встречусь с ним лицом к лицу и помешаю ему в его дьявольских экспериментах, которые приводят к смерти пациентов!
Итак, сделан огромный шаг вперед. |