Поняла Ульяна, во что влипла, сболтнув однажды Иноземцеву, чтоб огорошить да нервы пощекотать, о проклятом луноверине, теперь придется отвечать за все это.

— Погоди, Ванечка, — взмолилась она, принявшись ломать руки, — может, фабенские ученые за столько лет твой луноверин доработали, может, у них и вышло лекарство от кашля.

— Не может быть луноверин безопасным лекарством хоть от кашля, хоть от поноса, хоть от золотухи, — вспылил Иван Несторович. — Кашель он лечит, не спорю, но ведь все остальные органы убивает. И печень, и почки, и мозг, а вместе с ним слух, нервную систему, зрение… Я чуть было совсем слепым не остался тогда!

Схватив за руку супругу, он потащил ее в свою лабораторию.

— Погляди, — ткнул пальцем в клетки с морскими свинками и кроликами, — видишь, как выглядят эти несчастные грызуны? Я уже месяц им твой дидаурицин колю, они все медленной смертью погибают.

— Живодер, — буркнула Ульяна. — Вот и не стыдно тебе над бедными зверюшками измываться?

На что Иван Несторович позеленел, сжав кулаки. Ну ясно, что сейчас начнет говорить, припомнит докторов бюловских, месье Рейнаха и прочих, кто сам себя в могилу загнал по причине своей же жадности, глупости и подлости. А эти бедные зверьки? Они-то чего плохого сделали, что он их луноверином травит?

Иноземцев, перетерпев бурю негодования, что Ульянка на него вылила, дабы тот, сбитый с толку, оставил мысль о Бармене, выдохнул и спокойно ответил:

— Не попадет ахиллинин на прилавки аптек, даю слово.

— И как же теперь сему воспрепятствовать?

— Я докажу, что он вреден. Докажу, что гораздо раньше его изобрел, у меня в дневниках все записи имеются. Только дневник в Охранном отделении Петербурга находится, пришит к делу о бюловском звере. Поеду, заберу его. А потом и в «Фабен». Там люди здравомыслящие работают, чай, не Бюловка какая-то, а Европа. Они все поймут.

Ульяна аж за голову схватилась. В Петербург надумал ехать? Да с паспортом, в котором она — Ульяна Владимировна Бюлов его женой прописана. С ума сошел!

Ой беда, беда.

Ежели не послушается сейчас, глупых идей не выбросит из головы, ведь арестуют за паспорт фальшивый, за роспись от посла парижского, за причастность к преступлениям жены. Посадят и не выпустят, пока не явится Ульяна Владимировна с повинной.

Надо хоть успеть паспорт на настоящий сменить. Вот тебе и женитьба понарошку. Остается только молиться, чтобы по рассеянности своей, забывчивости и мечтательности Иван Несторович не раскрыл документа и не заметил, что Элен Бюлов снова из его жизни испарилась вместе с росчерком пера российского посла, точно видение, точно и не было ее вовсе.

Глава III

Ангелы доктора Иноземцева

Уехал Иван Несторович в стольный город Петербург. А Ульяна Владимировна в Берри осталась — одна, да с нею бывший управляющий, старенький месье Ману и его супруга мадам Ману, что за замком смотрели еще при Лессепсах. За окном завывали декабрьские метели, шел снег, нагоняя тоску на сердце. И до того страшно стало девушке за жизнь супруга, до того беспокойно, что от безысходности она взяла да отправила телеграмму товарищу по прошлому приключению, внуку египетского магната Ромэну Лессепсу. Была у парочки тайная договоренность — в беде друг друга не бросать.

Юноша примчался вечерним поездом, рыдал, что со скуки умирает, что после таких сумасшедших авантюр, случившихся в Париже этой осенью, жизнь стала казаться серой и унылой, хоть вешайся. И по доктору скучал, ведь до того весело было над ним нет-нет да подшучивать, до того он рассеян и впечатлителен.

— Именно его-то и спасать надо, — сказала Ульяна. — Не ровен час, дров наломает, в беду попадет.