Ромэн насторожился и в ожидании даже перестал дрожать от холода, следил за ее торопливо-встревоженными шагами, точно за маятником гипнотизера.
— Что я сама себе признаться-то боюсь, трусиха, для этого мы здесь! — бормотала она. — Нужно… Нужно придумать что-то эдакое… что-то грандиозное, умопомрачительное, фееричное, эффектное, сногсшибательное и, конечно же, оригинальное, чтобы нас надолго здесь запомнили… Какое сегодня число?
— 6 декабря.
— Это у вас 6-е. А у нас… раз, два, три… У нас уже 19-е! Близится Сочельник — время волшебства и чудесных метаморфоз, время, когда голуби из рукава придутся к месту. Ох, как же хочется веселья и забав! Будут, будут забавы, чует мое сердце, в голове крутится план… Где же этот Делин проклятый, что-то назад не идет.
— Может, стоит с-с-ходить к ок-кнам?
— Нет, будем ждать здесь. У Кирилла Марковича разговор короткий.
— Как бы он не причинил вреда месье Иноземцеву. А то ведь эмоции его порой хлещут через край.
— И поделом, нечего было в такой холод сюда ехать. Хоть бы Кирилл Маркович тумаков Иноземцеву надавал крепких, как это свойственно Кириллу Марковичу, чтоб на землю его спустить.
— Ужас, какая ты, Элен… бессердечная! — тихо рассмеялся юноша.
— Очень, Ромэн, стараюсь, изо всех сил, изо всей моченьки, по краю, можно сказать, хожу, чтобы бессердечие свое сохранить. — Ульяна вдруг замолчала, насторожившись. С другого конца моста донесся хруст снега под грузными шагами — в морозном воздухе, среди ночной тиши они звучали отчетливо, как молот по наковальне. — Смотри, идет! Идет обратно.
Действительно, в бледно-желтом свете фонарей показалась черная фигура с котелком на голове. Делин шел обратно быстрее и решительнее, нервно вышагивая и, похоже даже, бубня себе под нос ругательства.
Ульяна сорвалась с места и бросилась ему под ноги, едва не сбив.
— Колядки, колядки, открывай ворота, отворяй сундучки, дай конфет и пирожки! — взвизгнула она.
— Тьфу ты, — шарахнулся в сторону Делин. — Поди прочь, мелюзга. До Сочельника еще добрая неделя, если не больше.
— Ну, удалось вам его убедить? — Девушка стянула с головы картуз.
— Черт бы вас побрал, Ульяна Владимировна! Меня чуть Кондратий не хватил.
— О, пора привыкнуть. Ну, так что Иван Несторович-то?
— Ничего. Уперся, как баран, и ни в какую. Его Герши увещевал, все по полочкам ему разложил, на пальцах что-то показывал, мол, гиблое дело вы, месье, задумали. Тот руки на груди скрестил, брови нахмурил, губы поджал и, похоже, даже не слушал, просто, как каменное изваяние, сидел, очками грозно посверкивая. А когда узнал, что вы с Ромэном нас надоумили за ним в Россию ехать, так еще мрачнее сделался. Говорит, жизнь и безопасность человечества на кону, потому игры в сторону. Так им, говорит, и передайте. Пусть не мешаются.
— Стало быть, он знает, что мы с Ромэном здесь? — ужаснулась девушка.
— Нет, мы же условились молчать об этом. Я свое слово привык держать в отличие от вашего, Ульяна Владимировна.
— Это хорошо, — с искренним воодушевлением ответила Ульяна, даже приобняв за локоть бывшего исправника. — Это очень хорошо, что вы такой честный, иначе что ж на земле-матушке творилось бы, если б совсем не было честных и благородных людей вроде вас. А что Герши? Колобок наш не проговорился?
— Вроде нет. Не знаю, — отмахнулся бывший исправник. — Иван Несторович не все переводить изволит. Чувствую, что он только то, что ему на руку, мне пересказывает. |