|
Прямо на „Матадор“ неслось судно, не в опрокинутом виде, как часто бывает в подобных отражениях, а совершенно прямо, стоя на своем киле, отчего иллюзия получалась полная. В седьмую склянку ночи — иначе за полчаса до полуночи — вахтенный заметил на подветренной стороне, приблизительно в двух милях, большое парусное судно, борющееся со штормом. Это обстоятельство особенно привлекло внимание экипажа „Матадора“, так как океан кругом на огромном пространстве был совершенно спокоен и гладок, как зеркало. Между тем известное судно, очевидно, напрягало все силы в борьбе с разыгравшейся стихией.
Несмотря на то, что вокруг „Матадора“ был полный штиль, капитан Геркнес, опасаясь, что неизвестное судно, как он потом выразился, может „принести с собою ветер“, распорядился немедленно зарифить все паруса. Матросы, не будучи в силах уяснить разыгравшееся на их глазах „сверхъестественное зрелище“, столпились на палубе с бледными лицами в боязливом ожидании какой-нибудь страшной развязки. Между тем „призрачный“ корабль внезапно переменил курс и очутился прямо перед бушпритом „Матадора“. Все схватились друг за друга в ожидании неизбежного, по-видимому, столкновения. Некоторые матросы собирались броситься за борт. Но вот загадочное судно опять меняет курс и в кабельтове расстояния пересекает путь „Матадору“. В то время как оно на парусах и с натянутыми, как струны, снастями улетало в южном направлении, унося с собою волны и ветер, на „Матадоре“ увидели, что яркий свет в капитанской каюте на корме, видневшийся все время сквозь два иллюминатора, внезапно потух, а через минуту исчезло и таинственное судно…» Прошу обратить внимание на эту подробность с внезапно потухшим светом, — прервав чтение, сказал Сергей Сергеевич. — Оно имеет важное значение, — и продолжал читать: — «Дело разъяснилось в порту Колатеа Буэна (Чили). Тождественность отраженного судна была установлена, когда капитан Геркнес познакомился с рапортом капитана одного датского судна, заходившего сюда за три недели до прихода „Матадора“. По словам рапорта, в ночь на 27 марта, около полуночи, во время сильного шторма, в капитанской каюте произошел взрыв лампы, причем старший штурман получил сильные ожоги. Итак, обе даты совпали, а из дальнейших справок выяснилось, что мираж, несомненно, был отражением именно этого датского судна. Из карты за март было установлено, что в описываемое время в той части океана, где оно находилось, действительно разразился сильный шторм. Ученых давно занимает вопрос, как далеко может вообще передаваться воздушное отражение. Когда сличили время и градусы долготы двух судов, оказалось, что расстояние между ними во время появления миража равнялось 930 милям, то есть примерно 1700 километрам…» Закрыв журнал, Сергей Сергеевич сказал: — Как, видите, мне почти ничего не пришлось домысливать к этому поразительному, но совершенно достоверному случаю — разве только разработать характеры героев, чтобы герои повели себя в такой ситуации соответственно моему замыслу. А научную основу я нашел готовенькой, листая вчера в библиотеке все тот же журнал «Наука и жизнь», который так любит наш уважаемый Иван Андреевич, — в номере первом за 1963 год, в статье известного знатока миражей профессора Бернштейна. Она очень интересна, советую ознакомиться с нею каждому. — Н-да, — протянул Макаров, почесывая затылок, — хотя источник, по выражению самого Сергея Сергеевича, и «не академический», придется, пожалуй, эту невероятную историю принять. Однако вид у Ивана Андреевича при этом был хитрющий, а смирение явно напускным. И вдобавок он тут же, ухмыляясь, начал что-то записывать в блокнот. — Ну что же, — сказал Волошин, — Владимир Васильевич, очередь за вами. |
