Наступает минута молчания, как и на всех важных церемониях. Старик крутит в пальцах прямоугольник тонкой бумаги.

– Наши специалисты чуть было не бросили попытки расшифровать сообщение, – продолжает он, – но как раз в этот момент один из ученых, работающих над изобретением, пришел сюда по вопросу безопасности. Ему на всякий случай показали это, и он" буквально упал, узнав одну из своих формул.

– Голубь тоже, – шепчу я. – В этой истории все почему-то падают.

Моя шутка Старику не нравится...

Он садится, подтягивает манжеты, сбрасывает с лацкана пиджака пылинку и продолжает рассказ:

– Эта утечка информации тем более удивительна, что для сохранения секретности были приняты строжайшие меры.

– Во Франции, – говорю я, – не помогают никакие меры, даже строжайшие! Мы не умеем хранить тайны.

– Что очень вредит нашим интересам, – вздыхает Старик. Он соединяет пальцы и хрустит суставами.

– Однако давайте хоть попытаемся защитить их.

– Исследования ведутся в одной частной лаборатории, охраняемой полицейскими в штатском. С целью избежать утечки информации – но это, увы, не помогло – ученые, работающие в лаборатории, согласились каждый вечер, перед уходом, подвергаться обыску. Тибоден, профессор, которому мы обязаны данным открытием, буквально помешан на секретности. Он сам следит за обыском своих сотрудников... Операция проходит следующим образом: ежедневно, приходя на работу, ассистенты профессора полностью раздеваются и проходят по стеклянному коридору из раздевалки, в которой оставили обычную" одежду, во вторую, где надевают рабочую...

– Так, это ясно...

Старик проводит узким бледным языком по отсутствующим губам.

– Второй пункт. Тибоден единственный, кто знает формулы своего изобретения. Они, естественно, хранятся в письменной форме на случай, если с ним случится несчастье до завершения работ над антиатомным препаратом, временно называемым «Антиат». Документы хранятся в стенном сейфе усовершенствованной модели, шифр к которому знает он один... Никто из его сотрудников, даже самые ближайшие помощники, не мог написать формулу, изображенную на этой бумаге... Вот в чем проблема... Я чешу спину.

– Да уж, проблемка!

– Ну что же, раз вы подняли зайца – точнее, сбили голубя, – довольный своим каламбуром, он дает мне время оценить его по достоинству, – вам я и доверяю раскрыть эту тайну, Сан-Антонио...

Сомнительная честь. Я отвешиваю ему поклон в девяносто градусов.

– Лаборатория оборудована в большом поместье возле ЭврЕ, в глухом уголке леса. Я предупредил Тибодена, он с нетерпением ждет вас... Думаю, вам нужно действовать очень осторожно, потому что предателя нельзя вспугнуть...

– Можете на меня положиться, шеф!

– Я знаю.

Его любезная улыбка красноречивее всяких слов говорит о том, как он меня уважает.

Прежде чем отчалить, я хотел бы задать ему один деликатный вопрос, но, боюсь, он его неправильно поймет.

– Скажите, патрон...

– Да?

– Прежде чем начать расследование, я бы хотел разобраться с одной мыслью, которая придет в голову любому.

Не успел я договорить, как он уже все просек.

– Тибоден?

– Именно. Я никогда не встречал более тонкого психолога, чем вы!

Сделанный в лоб комплимент вызывает на его портрете яркие краски. Он становится более красным, чем хозяева Кремля.

– Можете сразу вычеркнуть Тибодена из списка подозреваемых. Я давно его знаю. Он большой патриот...

И он закатывает панегирик ученому.