Из книжек ему было известно, что матросы на судне дежурят сменами — по восемь часов в день"
Каждая смена делится на две вахты, которые несут службу по четыре часа. Иначе говоря, шестая часть экипажа всегда работает, а остальные отдыхают. Часы отбивает колокол на капитанском мостике. Два удара — прошел один час, четыре удара — второй, шесть ударов — третий, и восемь— конец вахты, смена дежурства.
Поскольку колокол только что ударил два раза, это означало, что истек первый час второй вахты, начинавшейся в шестнадцать часов, — иначе говоря, было пять часов дня.
"Что проку от того, что мне все это известно! — злился мальчик. — Бороться с морской болезнью это не помогает".
Он встал на ноги, потому что ему становилось все хуже и хуже.
"Бог с ним, с пари, — решил он наконец. — Пойду на палубу, к Даниелю".
Как только мальчик принял это решение, на него словно свежим ветром дохнуло. Он выбрался из своего укрытия, обогнул сложенные в центре трюма ящики, протиснулся между ними и стеллажами с трубами и оказался у подножия лестницы.
Поднявшись ступенек на десять, мальчик очутился перед небольшой дверце Стоило ее открыть, как в лицо мальчику ударила струя нагретого воздуха и его оглушил размеренный гул механизмов. Запах смазки и мазута заполнял помещение.
Мальчик стоял теперь на металлическом мостике, огибавшем все машинное отделение. Огромные шатуны из полированной стали плавно ходили туда-сюда; их содержали такой чистоте, что невольно думалось — перед бой часовой механизм чудовищного размера.
Возле приборной доски с многочисленными циферблатами в сверкающих медных рамках моряк в синем комбинезоне и фуражке кожаным козырьком разговаривал со светловолосым парнем в джинсах и свитере.
Еще дальше два матроса стали в ряд бидоны и банки.
Долго же мне пришлось ждать! — пробормотал вновь прибывший не то, сердито, не то насмешливо. — Он вообще обо мне забыл. — И, перегнувшись через перила, крикнул: — Эй, Даниель, я здесь!
Но тот не услышал его за шумом машины. Тогда безбилетный пассажир, охваченный жаждой праведной мести, сбежал по узкой лестнице к приборной панели и изо всех а ткнул Даниеля кулаком в плечо.
А, это ты, Мишель? — спокойно сказал тот. — Ой, а это что? — Даниель встревожился. — Что это у тебя на лбу?
Мужчина в комбинезоне пошел поближе и расхохотался.
Да это ржавчина. Посмотрите на его руки!
Не только ржавчина, но еще и здоровая шишка, — отозвался Мишель.
Ты меня долго ждал? Прости, пожалуйста, я не заметил, как прошло время, — развел руками Даниель.
Из-за круглого лица и коротко остриженных волос он казался моложе своего кузена Мишеля, хотя обоим было по пятнадцать лет.
Их собеседник, мужчина лет тридцати, высокий, темноволосый и смуглый, — он выполнял на борту обязанности главного механика — снисходительно улыбнулся.
Во что вы, собственно, играете? — спросил он.
Я хотел доказать Даниелю, что на грузовом судне, таком, как это, легко спрятаться. А значит, можно проехать "зайцем".
Ах, вот что, — отозвался офицер. — В наши дни это почти невозможно. Трюмы не так забиты, как когда-то. А в том, что ваш кузен забыл про время, немного виноват я: кажется, я слишком увлекся длинными объяснениями.
Ничего страшного, господин Рансье, — вежливо ответил Мишель.
Но тут корабль тряхнуло, и судорожно сжавшийся желудок напомнил ему о себе.
Я, пожалуй… поднимусь на палубу… — с трудом проговорил он.
Я с тобой, — тут же отозвался побледневший Даниель, вытирая со лба холодный пот. |