Протолкнулся языком и отполировал мой рот с безудержностью, словно съесть хотел. Это безумство нельзя назвать поцелуем…
Я застонала от болезненного ощущения в искусанных, истерзанных губах, но Некрасов не правильно истолковал мой протяжный тоненький скулеж. Подумал, что я сексуально завелась, что его беспардонные ласки раскалили меня до предела.
Нет. Я пылала. От злости.
И поэтому немедленно залепила Барсу пощечину, как только он ослабил хватку.
– Ты мне противен! – прокричала ему в лицо и пихнула в предплечья.
Однако Некрасов не сдвинулся ни на сантиметр. Стоял, мрачнее грозовой тучи, и потирал покрасневшую от удара скулу.
– Сколько еще раз я должна это повторить?! – меня затрясло от беспомощного гнева. – Думаешь, насильными поцелуями что то исправишь?! – снова ударила его кулаком по плечу. – Нет! Просто оставь меня в покое, Борис! Пожалуйста! Умоляю!
– Да я ж подохну без тебя! – взревел и стиснул мое лицо в больших ладонях.
Приблизил к себе так близко, стало нечем дышать. Выжег отчаявшимся взглядом дыру в душу, громко и тяжело вдыхая.
– Я… так напуган, – внезапно его голос надломился, – тем, что чувствую к тебе, Ася. Это жрет меня изнутри, – шипел сквозь стиснутые зубы, исказив лицо в гримасе, словно мучился от адской боли. – Я был бы счастлив вырезать эту любовь к тебе к хренам собачьим! Но не могу. Не получается.
– Это не любовь, – я заплакала, затрясла головой, отрицая его слова. – Ты… выдумал ее. Ты не любишь меня.
– Ася…
– Ты путаешь любовь с жаждой заполучить меня, – скинула его руки со своего лица. – И места себе не находишь, потому что я не поддаюсь, что бы ты ни предпринял.
– Ася, – с нажимом повторил мое имя, играя желваками.
Я смахнула влагу со щек и устремила на Барса непримиримый взор.
– Прекрати уже. Ты ничего таким поведением не добьешься.
– Тогда скажи, что мне делать?! – с остервенелостью вскинул руками, шагнув назад.
– Ничего. Ничего не делай. Отпусти меня.
Некрасов схватился за переносицу, сдавил ее пальцами. Принялся расхаживать из стороны в сторону взвинченной походкой.
Я осторожно попятилась к выходу из кабинета, надеясь, что Борис больше не попытается этому воспрепятствовать.
– Из нас двоих лжешь себе только ты, Малиновская, – вдруг швырнул в меня заявление и приправил ядовитое «блюдо» желчной усмешкой. – Возомнила, будто разбираешься в том, что я чувствую? – он ткнул в меня указательным пальцем. – Не тебе решать, люблю я или нет. Ты так завралась, что теперь во всем видишь обман. В этом твоя проблема.
Он махнул рукой на дверь.
– Уходи. Уезжай. В Якутск, или еще куда. Пожалуйста! – нацепил на злое лицо саркастичную улыбку и в издевательской манере поклонился. – Более не смею вас задерживать, Арсения.
Сдерживая слезы, я пулей помчалась вон.
Добежала до секретарского кабинета, чтобы забрать сумку и телефон. Не оборачиваясь, оставила прощальное обращение охранника в вестибюле здания без ответа.
Приложила ладонь к часто вздымающейся груди, желая унять свое дурацкое сердце, каждый удар которого отдавался острой болью. Соленая влага застелила пеленой глаза, и я чудом спустилась по гранитной лестнице, избежав травмоопасного падения.
Да еще как назло разыгралась непогода. Несколько секунд – и я вымокла до нитки под вечерним и ужасно холодным ливнем.
Не выдержала. Оглянулась через плечо. Возвела воспаленный взор безошибочно к окнам кабинета Некрасова.
Он наблюдал за мной, но резко отвернулся, заметив, что я застала его врасплох.
Вот и все.
Я больше не вернусь в это место. |