Я кивнул, посчитав, что этого достаточно, но не тут-то было. Кравченко, как и многие женщины-революционерки, любила конкретику. Пришлось начать речь. Скучную до умопомрачения.

– Прежде всего, обратим внимание на потенциальных контрреволюционеров: бывших офицеров, правых эсеров и прочих. Я сегодня же отдам приказ усилить агентурную работу среди этого элемента. ещё хотелось бы, чтобы мой отдел получил подкрепление. Уверен, что после покушения на товарища Ленина, по всей губернии увеличится число антисоветских выступлений, а у меня только пять человек. Красногвардейцы – то есть, отряд оперативной поддержки, занят, в основном, борьбой со спекуляцией и заготовками продовольствия.

– Если понадобится, отдам в ваше подчинение весь Череповецкий гарнизон, – вмешался губвоенком Королев, с некоторых пор зауважавший чекистов.

Кажется, все вопросы на сегодня решены, но тут взгляды присутствующих снова остановились на мне.

– Товарищ Аксенов, вы уже неоднократно высказывали предположения, которые сбывались. Что можете сказать сейчас?

Хм, а я даже не помню, что высказывал. Но раз говорят – значит высказывал. Трудно не быть провидцем, если будущее тебе более-менее известно. Однако мои коллеги считали, что молодой чекист просто умеет правильно анализировать полученную информацию.

– Я думаю, хотя и не уверен на сто процентов, что в республике будет объявлен красный террор, – высказал я свое «предположение», пояснив: – я слышал от петроградских товарищей, что «красный» или Большой террор уже собирались объявить, но против выступил именно товарищ Урицкий.

– Большой террор – это как? – не понял военком Королев.

– Нам, то есть, чека, могут разрешить расстреливать всех контрреволюционных элементов самим, без вынесения приговоров в ревтрибунале; могут приказать отправлять всех подозрительных в какие-нибудь специальные лагеря, вроде тех, что англичане устроили на Мудьюге.

Про концлагерь народ ещё не знал, но спрашивать постеснялись. Но никто не удивился, что молодой начальник отдела осведомлен лучше, чем они сами. Работа у него такая.

Устраивать большой террор в губернии не хотелось. У нас и так проблем выше крыши, какой тут террор? Посовещавшись, решили бросить все силы на укрепление партийной организации – провести губернскую партийную конференцию, создать губернский комитет партии, избрать его руководство. И в самом деле, сколько можно терпеть разношерстные партя-чейки, которые и членские взносы забывают платить, а требуют от губернии агитационной литературы.

В общем, никто не сказал вслух, что мы не станем участвовать в решениях, которые примет Москва, но немножечко поволокитим.

Как водится, губисполком приказал срочно опубликовать текст сообщения ВЦИК в газете, а в уезды отправить собственные телеграммы, в которых предписывалось «решительно пресекать любые попытки врагов революции выступить против Советской власти». Кто мог подумать, какого монстра мы выпустим?

Уже 3-го сентября из Кириллова сообщили, что после получения телеграммы, Кирилловский уисполком постановил:

«Поручить ЧК всех подозрительных лиц и замеченных в контрреволюционных выступления немедленно арестовать и по усмотрению часть отправлять в Кронштадт, а важных преступников в случае надобности расстреливать. Привлечь всю буржуазию в возрасте от 18 до 50 лет на общественные работы на своем содержании. Бывшего исправника Хабакова, находящегося в местной тюрьме – расстрелять.

В губернии только ахнули. Не сказать, что я большой знаток истории революции и гражданской войны, но, как помню, нечто подобное было в декрете «О красном терроре». Вернее, ещё только будет. Но что-то изменить, скорректировать, мы не могли. Я вообще иногда только башкой крутил, наблюдая на «партизанщину», происходившую в наших уездах.