Граф усмехнулся:

– Мы, в «сером кабинете», применяем рискованный, но единственно возможный способ. Даем человеку понять, что знаем о нем все… или почти все. У большинства не находится достаточно хладнокровия, чтобы держаться так, словно ничего не произошло. Сплошь и рядом они начинают действовать – в первую очередь против тех, кто явился их изобличать. Порой это бывает достаточно опасно… чрезвычайно рискованно, не буду скрывать. Но, с другой стороны, не остается никаких недомолвок и неясностей, возникают прямые и убедительные доказательства, позволяющие применить… внесудебные меры.

Пушкин пытливо посмотрел ему в глаза:

– Рискну предположить, без потерь среди охотников при такой практике не обойтись?

– Увы, – ответил граф, не моргнув глазом. – Но это единственный верный способ вывести наших клиентов на чистую воду. У вас есть возражения?

– Никаких.

– А у меня тем более, – сказал барон, улыбаясь одними углами рта. – Все как на войне, разведка боем… Дело понятное. Считайте, что я ваш. Уж я ему выскажу прямо в лицо все, что думаю о таком способе заколачивать денежки…

– Господин Пушкин, – сказал граф, – не составили ли вы список книг? Я имею в виду каталог библиотеки вашего предприимчивого петербуржца?

– Ну разумеется. Он у меня в чемодане. На всякий случай.

– Прекрасно, – сказал граф. – Нынче же он нам понадобится, есть человек, знающий толк в таких делах…

Глава вторая

Человек с марионетками

– Черт побери, что там такого интересного? – воскликнул барон, небрежно опершись на каменные перила украшенного статуями Карлова моста. – Вы, друг мой, уже четверть часа таращитесь в ту сторону, словно там бог весть какое чудо из чудес…

– Чрезвычайно живописные дома.

– Да что в них такого живописного? Дома как дома. К живописи я, должен вам сказать, отношусь со всем почтением… но ведь живопись – это батальное полотно. Кони несутся, разметав гривы и оскалив зубы, блещут сабли, знамена развеваются… А все остальное – это уже не живопись, а так, забавы…

– Вам трудно понять, барон, – сказал Пушкин, не отводивший взгляда от высоких домов на том берегу, с узкими окнами и черепичными крышами. – У вас в Германии…

– В Пруссии!

– Прощу прощения. Конечно же, в Пруссии… У вас в Пруссии никого не удивишь количеством и многообразием старинных каменных домов. В России обстоит несколько иначе. Предки наши строили главным образом из дерева, и такая красота была чертовски недолговечной, учитывая все войны…

– Ну, ваше дело… – сказал барон, покручивая усы с видом величайшего нетерпения. – Не видели вы настоящей красоты, – когда на королевском смотру гусарские полки выстраиваются в одну линию, звучит команда, и сотни клинков одновременно блистают в солнечных лучах. Вы ведь, как я понимаю, из статской службы пришли?

– Я вообще не служил, барон.

– Ах, вот в чем дело… Счастливец, завидую! У вас, должно быть, состояние немаленькое?

– Увы, увы… Единственная деревенька.

– Ага! Как и я, стало быть, на жалованье существуете?

– Не совсем. До того, как попасть в Особую экспедицию, на жизнь зарабатывал стихами.

– Ах, во-от оно что! – воскликнул барон с живейшим энтузиазмом. – То-то я смотрю, вид у вас какой-то такой… этакий… – Он неопределенно помахал тростью в воздухе.