Изменить размер шрифта - +
Все

вражеские замыслы будут биты, если мы проявим выдержку и терпение. Пронин уверен: сильный человек, мужчина, должен быть терпелив и по кутузовски

спокоен. Нравы иностранной деловой элиты и повадки лучших разведчиков мира Пронину известны назубок. Они уже неспособны удивить советского мэтра

контрразведки. На вооружении у Ивана Пронина и классика марксизма ленинизма. Еще в “Голубом ангеле” он готовил доклад по статьям Энгельса. К

“Секретному оружию” поседевший Пронин подошел еще более убежденным марксистом, о чем свидетельствуют его лаконичные нотации, предназначенные для

молодых сотрудников. Из классики Пронин знает физиологию капиталистического общества лучше любых американцев. Он за много ходов вперед

просчитывает их рефлексы. Известно Марксово мнение о капиталисте: “При 300% прибыли нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя

бы под страхом виселицы”. Иван Пронин знал: “Капитализм рождает бандита”. Это надежное знание помогало ему всякий раз находить ахиллесову пяту в

планах иностранных разведчиков. И не важно, прав ли был Пронин в комильфотных понятиях нынешнего дня: история не выносит окончательных

вердиктов. Главное, что марксизм помогал контрразведчику ощущать собственную моральную победу над противником. Главным завоеванием советской

власти, по Овалову, была свобода от частной собственности и от духа собственничества. Этим сильны любимые герои пронинианы.
…Собрав факты, Пронин быстро перебрал в голове несколько возможных отгадок – ему нужно было только выбрать верную. Поскольку в человековедении

генерал майор способен тягаться с самим комиссаром Мегрэ, ясно, что он не ошибется в диагнозе. Выходит, в “Секретном оружии” Пронин не получил

достойного сопротивления? Шапками закидал всех шпионов? Такое решение романа было бы вуль¬гарным. В “Секретном оружии” есть несколько эпизодов,

когда читатель не уверен в положительном исходе дела. Ясно, что шпионов майор Пронин выведет на чистую воду – но гибель прекрасной женщины

кажется вполне реальной перспективой и щекочет читательские нервы. Пронин по прежнему скуп на слова. Мы прислушиваемся к его кратким, веским

репликам, распознаем в его словах скрытую иронию или моральную поддержку собеседника. Что греха таить – нам хочется, чтобы в романе было больше

Пронина. Чтобы он, как в “Курах Дуси Царевой”, сам выезжал на место преступления, следил за двурушниками, до поры до времени утаивая даже от

коллег свои дедуктивные открытия. Кажется, что сам Пронин не чужд ностальгии по старым добрым временам. Тогда он был молод – не те силы, не те

чины. Теперь Пронин действует преимущественно руками своих подчиненных – хотя и преподает им гроссмейстерский урок своей беседой с несчастной

обманутой девчонкой.
Еще одна примета зрелого социализма в романе – новые, по сравнению с довоенным временем, приемы шпионов. Советского человека, воспитанного в

послереволюционное время, уже нельзя соблазнить воспоминаниями о прелестях частной собственности, как это было с фотографом Основским в “Голубом

ангеле”. Теперь, чтобы войти в доверие к советской девушке, матерый шпион вынужден разыгрывать спектакль, изображая из себя сотрудника КГБ.

Время показало, что писатели шестидесятых находились в плену иллюзий, недооценивали собственнические инстинкты, присущие человеку. Но, в конце

концов, шпионский роман “Секретное оружие” – не учебник по истории социальных отношений.
Спор идейных противников – советской ученой дамы Ковригиной и ее коварного похитителя по фамилии Харбери – также весьма любопытен.
Быстрый переход