Приятно думать, что, даже находясь в замешательстве, я отдаю должное блестящему профессионализму Монти. Экзотическая свита Панды – большинство было одето в арабские одежды – возбуждала среди покупателей активное любопытство. Монти был просто одним из толпы зевак, с удовольствием смотревших даровой спектакль. И конечно же, он снова оказался прав – они направлялись в отдел бижутерии, о чем также догадывалась и обезьяна, поскольку, когда мы вышли из лифта, обезьяна поспешила обогнать всех, чтобы занять удобное место рядом со сверкающим прилавком: левым плечом он встал ближе к стене – именно так и полагается стрелку‑правше, у которого оружие слева.

Однако же Монти совсем не собирался занимать стратегическую позицию, чтобы вести оттуда ответный огонь: он просто‑напросто пошел за обезьяной и, пристроившись рядом, кивнул, подзывая меня. Мне не оставалось ничего другого, как встать таким образом, чтоб посредине оказался Монти, а не обезьяна.

– Поэтому, сынок, я всегда хожу в Найтсбридж, – объяснял Монти так громко, что его могли услышать почти что на всем этаже, – никогда не знаешь, кого встретишь. В прошлый раз я был с твоей матерью. Помнишь, мы ездили в “Харродз Фуд Холл”? Я мог бы сказать тогда: “Привет, а я тебя знаю, ты Рекс Харрисон”. Я бы мог протянуть руку и дотронуться до него, только не сделал этого. Найтсбридж – это точка пересечения всех дорог в мире, правда, сэр? – приподняв шляпу, он обратился к обезьяне, которая в ответ выдавила из себя улыбку. – А вот интересно узнать, откуда может быть эта компания? Судя по виду, арабы со всеми сокровищами царя Соломона, нанизанными на пальцы. А они даже налоги не платят, осмелюсь сказать. Я не говорю о королевских особах, с них этого и не спрашивают. В мире нет ни одной королевской семьи, которая платила бы налоги сама себе, это было бы нелогично. Видишь вон там, сынок, громилу‑полицейского? Он из спецотделения – посмотри, какой у него дурацкий грозный вид.

Тем временем сопровождающие Панды рассредоточились среди освещенных стеклянных прилавков, а Панда, еле сдерживая оживление, потребовала выложить перед собой лотки для более пристального изучения. Как и в отделе нижнего белья, она брала одну вещь за другой, критически разглядывала ее под яркой лампой, потом возвращала на место и брала другую. Она продолжала один за другим разглядывать и класть обратно каждый предмет, и я заметил, как по нам скользнул ее тревожный взгляд: сначала она посмотрела на обезьяну, потом на меня, словно увидела во мне единственную надежду на спасение.

Монти, несмотря на это, все еще продолжал улыбаться, когда я взглянул на него.

– Совершенно то же произошло в отделе нижнего белья, – прошептал я, забыв про его инструкцию говорить нормальным голосом.

Но Монти продолжал свой шумный монолог.

– Но под одеждой – я всегда это говорю, – под одеждой, будь то короли или нет, это такие же люди, как и мы, с головы до пят. Все мы рождаемся нагими, и все мы на пути к могиле. Богатство заключается в здоровье, и, по‑моему, лучше иметь больше друзей, чем денег. У каждого из нас свои маленькие слабости, аппетиты и капризы – так его и несло, словно чтобы нарочно подчеркнуть мою напряженность.

Она попросила принести еще лотки. Прилавок был завален роскошными стразовыми тиарами, браслетами и кольцами. Выбрав колье, состоящее из трех рядов искусственных рубинов, она приложила его к шее, потом взяла зеркальце, чтобы собой полюбоваться.

Может, мне показалось? Да нет же! Она взяла зеркало, чтобы посмотреть на обезьяну и на нас! Сначала один темный глаз, затем другой, направленные прямо в нашу сторону; потом оба вместе, предупреждающие нас, умоляющие, – и только после этого она положила зеркало, повернулась к нам спиной и метнулась как бы в ярости вдоль стеклянного прилавка, где ее уже ждал новый лоток с бижутерией.