А в отделе его зовут «Мусорщик Джек» – с тех самых пор, как, поймав Чарли Паркера по кличке Баклан, сунул его головой в мусорный бак у клуба «Замбоанга».

– Лучше про «Жетон Чести» напиши. Как я с Миллером Стентоном пиво пью, как Бретта Чейза учил играть копа. Что без консультанта и сериала бы никакого не было. Что-нибудь в таком роде.

Хадженс фыркнул.

– Бретт небось все по малолеткам бегает?

– А негры все еще умеют плясать?

– Только к югу от бульвара Джефферсона. Спасибо за статью, Джек.

– Не за что.

– Я серьезно. Всегда рад тебя повидать.

Ах ты таракан паршивый! Вот сейчас подмигнешь – потому что знаешь прекрасно: стоит тебе словечко шепнуть Уильяму X. Паркеру, моралисту недоделанному, и мне кранты. Знаешь ты, прекрасно знаешь, что случилось в сорок седьмом году, небось и документы все при тебе, и ничего не стоит подсунуть их кому следует, так, чтобы меня подставить, а самому остаться чистеньким…

Хадженс подмигнул.

Нет, подумал Джек. Может, и многое есть в досье у редактора «Строго секретно». Но не все.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Вечеринка в самом разгаре: участок набит битком.

Бесплатный бар: скотч, бурбон, ром, принесенный Джеком Винсеннсом Мусорщиком. Дик Стенсленд сочинил яичный коктейль под названием «Старая ворона». Кто-то поставил на патефон непристойные рождественские песенки: Санта со своим оленем такое там вытворяют – не перескажешь. В дежурке яблоку некуда упасть, и все идут и идут патрульные с ночной смены, утомленные отловом бродяг и жаждущие выпивки.

Бад оглядел толпу. Фред Турентайн бросает стрелки В портреты разыскиваемых, Майк Крагман и Уолт Дьюкширер играют в «назови нефа» – на пари в четвертак угадывают имена цветных заключенных на снимках из полицейской картотеки. Джек Винсеннс потягивает содовую, лейтенант Фрилинг вырубился, уронив голову на стол. Эд Эксли пытался утихомирить сослуживцев, а когда ничего не вышло, скрылся у себя в кабинетике – регистрирует там арестованных, раскладывает по папкам рапорты о задержаниях.

Пьяны почти все, а кто не пьян, тот усиленно над этим работает.

И почти все говорят о Браунелле и Хеленовски – двоих патрульных, что сегодня попали в неотложку, о задержанных нападавших и о тех двоих, которые по-прежнему в бегах.

Бад стоял у окна. Обрывки слухов метались по комнате, обрастая живописными подробностями: Браунеллу разорвали губу до носа, Хеленовски один из нападавших откусил ухо. А Дик Стенсленд взял ствол и отправился на улицу мексикашек отстреливать. Этому Бад готов был поверить: сам видел, как Стенс прется к автостоянке с помповым наперевес.

Голоса становились громче. Бад вышел на стоянку, прислонился к патрульной машине.

За окном моросило. У дверей тюремного отсека потасовка – Дик Стенсленд впихивает внутрь двоих. Слышны крики. У Стенсленда скоро двадцать лет выслуги, думает Бад. Эх, напарник… Из дежурки Фрэнк Доуэрти слезливым тенорком затягивает «Серебряные колокольчики».

Бад отошел подальше: музыка напомнила о матери. Закурил – не помогло.

Он не смог ее защитить. А ведь ему было уже шестнадцать. Старик пришел домой. Только тронь ее еще раз, сказал Бад, – убью. А потом лег спать – и очнулся скованный по рукам и ногам, притянутый наручниками к кровати. У него на глазах старик забил мать до смерти монтировкой. И ушел. А Бад остался в пустой комнате рядом с трупом. Он кричал, пока не сорвал голос. Неделю он провел там – без воды, в бреду, глядя, как разлагается его мертвая мать. Его нашел школьный инспектор, отлавливавший прогульщиков, а старика – люди из ведомства шерифа Лос-Анджелеса.