Покупатели преграждают дорогу. Киннард ловко лавирует между людьми, выскакивает через черный ход. Бад слетает вниз по пожарной лестнице. На стоянке чисто: ни Киннарда, ни поспешно отъезжающих машин. Бад бежит к патрульному автомобилю, включает рацию:

– Четыре-А-три-один запрашивает диспетчера.

Треск помех. Затем:

– Слушаю, четыре-А-три-один.

– Последний известный адрес. Белый мужчина, имя Ральф, фамилия Киннард. Скорее всего, пишется так: К-и-н-н-а-р-д. Глянь, ладно?

Диспетчер подтверждает запрос и отключается. В ожидании ответа Бад наносит серию коротких ударов воображаемому противнику: бам-бам-бам-бам-бам… Снова трещит радио:

– Четыре-А-три-один, получен ответ на ваш запрос.

– Четыре-А-три-один слушает.

– Ответ положительный. Киннард, Ральф Томас, мужчина, белый, дата рождения…

Черт побери, я ж сказал, мне нужен только адрес! Диспетчер, фыркнув:

– Считай это подарком на праздник. Адрес: Эвергрин, 1486. Надеюсь, ты…

Бад выключает передатчик и рвет на восток, к Террасам. При сорока милях в час и с сиреной доберется до Эвергрин за пять минут. Мимо пролетают номера – 1200-е, 1300-е… Вот и 1400-е – сборные домики, в каких селились после войны демобилизованные.

А вот и он, 1486: толстый слой штукатурки, на крыше – сияющий неоновый Сайта на санях с оленем. У крыльца – довоенный «форд». Внутри горит свет. В освещенном окне Ральфи Киннард вправляет мозги женщине в банном халате.

Женщине лет тридцать пять. Лицо красное, вспухшее. Она отшатывается от Киннарда, халат распахивается – Бад видит грудь, багрово-черную от синяков, ребра в ссадинах.

Бад возвращается к машине за наручниками. Здесь его встречает мигающий передатчик.

– Четыре-А-три-один слушает.

– Четыре-А-три-один, срочное сообщение. Нападение на полицейских по адресу Риверсайд, 1990, у бара. Подозреваемых шестеро, задержать пока не удалось. Опознаны по номерному знаку автомобиля. Оповещены все полицейские отряды города.

По спине у Бада пробегает холодок.

– Плохо с ребятами?

– Ответ положительный. Четыре-А-три-один, отправляйтесь по адресу 5314, Пятьдесят третья авеню, Линкольн-Хайтс. Задержите Динардо, Д-и-н-а-р-д-о, Санчеса. Мужчина, мексиканец, двадцать один год.

– Понял. Направь патрульную машину на Эвергрин, 1486. Подозреваемый – белый мужчина. Меня здесь не будет, но ребята его увидят. Пусть возьмут его – задержание я сам потом оформлю.

– Задержание регистрировать в участке Холленбек? Бад говорит «да», хватает наручники – и снова к дому.

Щелкает рубильниками на распределительном щитке у крыльца – дом погружается во тьму, теперь светятся только сани Санта-Клауса. Бад хватает шнур, тянущийся на крышу, и дергает. Неоновая конструкция летит вниз и ударяется о землю, рассыпая искры.

Выскакивает Киннард, спотыкается об останки неонового оленя, падает. Бад прикладывает его физиономией об асфальт и надевает наручники. Ральфи воет и грызет землю, пока Бад зачитывает ему привычный текст:

– Отсидишь года полтора. А когда выйдешь, я буду об этом знать. Выясню, кто твой инспектор по надзору, и поговорю с ним по душам. И тебя буду навещать время от времени. Еще раз пальцем ее тронешь – снова сядешь, и теперь уже по статье за изнасилование несовершеннолетней. А знаешь, что в Квентине делают с теми, кто детей насилует? Знаешь, урод? Пидоров из них делают!

Жена Киннарда возится у щитка – включается свет.

– Можно мне уехать к матери? – спрашивает она. Бад обшаривает карманы Ральфи. Ключи, свернутые в трубочку доллары.

– Берите машину и постарайтесь устроиться.