Ему не надо было больше ничего говорить, по щекам Джейн и так текли слезы. Новость была самой худшей из тех, что ей когда‑либо приходилось слышать. Сериал составлял суть ее жизни – сериал, Джек и дети. Она участвовала в нем на протяжении почти одиннадцати лет…

– На него ушло десять лет моей жизни, а теперь…

В общем‑то, так происходило часто, особенно в «мыльных операх». Но для Джейн это была катастрофа. Группа была для нее, как семья.

– А ты не можешь его переубедить?

– Я пытался. Изо всех сил.

Лу не сказал ей, что режиссер решил взять более молодую актрису и троих своих «голубых» друзей. Джейн не имело смысла об этом говорить. Главное, что от нее отказывались.

– В первый после перерыва день ты выйдешь, и на этом конец.

– Боже мой!..

Джейн, сидя за кухонным столом, в открытую плакала. Вошла старшая дочь, удивленно посмотрела на нее и спросила:

– Мам, что‑то случилось?

Она молча покачала головой и бодро улыбнулась сквозь слезы. Александра пожала плечами, взяла из холодильника банку «up» и снова ушла во двор, даже не оглянувшись на мать. Та, плача, продолжала разговор с Лу.

– Я просто не могу в это поверить.

– Я тоже. Лично я считаю, что он круглый дурак, но поделать мы ничего не можем. Это их право, и, думаю, тебе следует радоваться, что ты участвовала в сериале целых десять лет.

Да, но что теперь? Джейн знала, что никогда больше не найдет ничего подобного. Никакая другая «мыльная опера» не даст ей возможность сохранить анонимность, а Джеку открыться она не могла.

– У меня такое чувство, будто кто‑то умер, – горько рассмеялась она. – Наверное, это я.

– Наплевать на них, мы найдем тебе что‑нибудь другое.

Джейн стала всхлипывать. Лу внутренне весь сжался от сострадания.

– Я не могу делать ничего другого… ты же знаешь… эта роль была идеальной для меня…

– Значит, мы найдем другую «мыльную оперу», где бы требовалась секс‑бомба в черном парике…

Теперь у Джейн их было двенадцать, разного фасона и длины – столько собралось за последние десять лет. Но она была неутешна. Слезы лились рекой. Пришлось вытирать их, а заодно и нос бумажным полотенцем.

– Я не знаю, что тебе еще сказать, дитя мое. Я ужасно сожалею. Правда.

Он на самом деле сожалел и страшно не хотел, чтобы Джейн страдала. Она не заслужила такого.

– Что же мне делать?

Джейн снова высморкалась. Слезы текли по ее щекам и касались купальника.

– Уйти с достоинством. Больше ты ничего не можешь поделать. Выйди на один день на работу и попрощайся…

Лу знал, что это будет ужасная сцена. Свободной рукой он сделал пометку в своем календаре. Он хотел в тот день послать Джейн цветы, анонимно, как всегда.

– А я поинтересуюсь, какие есть предложения.

– Я не могу делать ничего другого, Лу.

– Не надо отчаиваться, доверься мне. Через день или два я тебе позвоню.

Джейн закончила разговор с чувством, будто мир рухнул. В каком‑то смысле так действительно и было.

Только она положила трубку и утерла слезы, как в кухню ввалилась шумная ватага подростков: Джейсон, Александра, Алиса и их друзья.

– Что сегодня на ленч? – улыбнулся Джейсон, не видя и следа слез, которые его мать только что проливала. Он был точной копией молодого Джека. Александра тоже была на него похожа, хотя у обоих были рыжие, унаследованные от Джейн волосы.

Повернувшись к ребятам спиной, чтобы они не заметили, что у нее влажные глаза, Джейн достала из холодильника поднос с заранее приготовленными сандвичами: с ветчиной, колбасой, индюшатиной и паштетом.