…Не знаю, была ли ты когда-нибудь в таком переплете, но после помолвки все это напоминает грузовой состав, несущийся под откос. Нескончаемые вечеринки на Парк-авеню, обеды «для своих» в «Мортимере» и «Бильбоке»… Малознакомые дамы, прослышавшие про помолвку и жаждущие увидеть кольцо.

 И все только и твердят, какой он расчудесный. «Да», — соглашаюсь я, а сама чувствую себя последней сволочью.

 А потом настал день моего переезда в нашу новенькую семикомнатную квартиру на Семьдесят второй Ист-стрит — идеальная мебель, классическая планировка. У меня уже и коробки упакованы, и грузчики внизу — а я не могу, и все.

 Звоню Дадли. «Я так не могу», — говорю. «Как — так?» — спрашивает он.

 Я вешаю трубку.

 Он перезванивает. Приезжает. Уезжает. Мне названивают его приятели. Я напиваюсь. Его ист-сайдские друзья точат на меня нож. Начинают распускать слухи: будто бы меня застукали у кого-то дома в четыре утра в чем мать родила и в ковбойских сапогах. Будто бы я в каком-то клубе делала кому-то минет. Будто бы я пыталась заложить обручальное кольцо, и вообще я жуткая авантюристка и с самого начала только и думала, как бы его прокатить.

 Добром такие вещи не заканчиваются. Я переехала в крохотную студию в грязной многоэтажке на Йорк-авеню — все, что могла себе позволить, — и занялась своей карьерой. Для Дадли все обернулось намного хуже. Грохнулся рынок недвижимости, и он так и не смог продать нашу квартиру. Потом вообще уехал. Переехал в Лондон. И все из-за меня. Хотя, по слухам, ему там неплохо. Говорят, нашел себе какую-то тихоню, графскую дочку.

 Теперь уже никто и не помнит, каково мне тогда было. Три года кошмара. В страшном сне не приснится. И хотя я сидела без гроша, ела хот-доги на улице и всерьез подумывала покончить жизнь самоубийством — однажды даже набрала горячую линию, но потом мне на пейджер пришло приглашение на какую-то тусовку, — я поклялась, что больше со мной такое не повторится. Что никогда в жизни не позарюсь на мужчину из-за денег. Все-таки это ужасно — так обидеть человека.

 — И ты что, правда думаешь, что все из-за его внешности? — спросила Кэрри.

 — Я потом об этом много думала… Ах да, еще одна вещь — стоило мне сесть в его машину, как я немедленно засыпала. То есть у меня буквально закрывались глаза. На самом деле мне просто было с ним скучно.

 Может, шампанское слегка ударило ей в голову, но Банни наконец рассмеялась, правда, как-то неуверенно.

 — Ужасно, да? — спросила она.

 24

Аспен

 Кэрри прилетела в Аспен на частном самолете. На ней была белая норковая шуба, короткое платье и белые кожаные сапоги — ей казалось, что более подходящего наряда для частного самолета не найти. Как выяснилось, она ошибалась. Ее спутники, владельцы самолета, были в джинсах, красивых вышитых свитерах и зимних ботинках, рассчитанных на снежную погоду.

 У Кэрри было дикое похмелье, так что, когда они приземлились в Линкольне, штат Небраска, чтобы заправиться, пилоту пришлось вести ее под руку по трапу. Было довольно тепло, и она разгуливала в своей белой норке и солнечных очках, покуривая сигареты и разглядывая безрадостные пожелтевшие поля, тянувшиеся покуда хватал глаз.

 Мужчина Ее Мечты встречал ее в аэропорту. Он сидел снаружи, одетый с иголочки — коричневый замшевый плащ, замшевая шляпа в тон, — и курил сигару. Подойдя к самолету, он первым делом проворчал:

 — Ну сколько можно ждать? Я уже совсем задубел.