Я назначила себе крайний срок. Решила, что должна выйти замуж к сорока годам. Я тогда встречалась с Дэвидом П. Ему было пятьдесят, и он мне изменял. Я сказала ему, что хочу выйти замуж. Он начал придумывать всякие отговорки типа: «Вот только съездим в Китай, а потом вернемся и все решим». Так мы доехали аж до Венеции.

 И вот сидим мы с ним как-то в роскошном номере в Гритти-Пэлэс — там еще такие огромные распахнутые ставни с видом на Гранд-канал. «Слушай, рассуди здраво, — говорит он. — В Манхэттене тебе в жизни не найти человека, который захочет на тебе жениться. Так почему бы тебе не расслабиться и не оставить все как есть?»

 И тут я его бросила.

 Вернувшись в Манхэттен, Труди раскопала свой старый органайзер и обзвонила всех мужчин, с которыми когда-либо встречалась в Манхэттене.

 — Всех до единого: даже тех, к кому я бы и близко тогда не подошла — очкариков, ботаников, хмырей, лысых. Мой муж тоже был в этом списке — последним, — продолжала Труди. — Помню, я себе тогда сказала: «Если и с этим не получится, уж и не знаю, что мне делать». — Это, конечно, в ней говорила типичная нью-йоркская скромность, поскольку нью-йоркские женщины всегда знают, что им делать.

 Труди трижды отужинала со своим будущим мужем (тогда она еще понятия не имела, что он таковым станет), после чего он на два месяца уехал в Россию. Дело было в начале лета, Труди уехала в Хэмптон и выкинула его из головы. До такой степени, что начала встречаться с двумя другими.

 Труди улыбнулась и принялась изучать свои ногти.

 — И вдруг в конце лета он объявился, и мы снова стали встречаться. Вся фишка в том, чтобы в любой момент быть готовой уйти. Условия должна диктовать ты. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы он считал тебя влюбленной дурочкой, которая жить без него не может. Потому что это не так. Еще как можешь.

 Если хочешь выйти замуж в Манхэттене, нужно следовать двум правилам.

 — Мужчину надо брать лаской, — говорит Лиза, тридцать восемь лет, корреспондент сетевой новостийной программы.

 — С другой стороны, — добавляет Бритта, фотоагент, — ему ничего нельзя спускать.

 Таким женщинам возраст только на руку. Если уж они, живя в Манхэттене, в одиночку дотянули до своих тридцати пяти-сорока, то уж будьте покойны, своего они всегда добьются. Так что, когда одна из них кладет на кого-то глаз, ее жертва, как правило, перед ней бессильна.

 — Их нужно начинать муштровать с самого первого дня, — сказала Бритта. — Вначале я и сама не понимала, хочу ли замуж за моего будущего мужа, просто знала, что должна его заполучить любой ценой. И знала, что так оно и будет.

 — Нельзя уподобляться тем пустоголовым девицам, которые мечтают подцепить какого-нибудь богатенького Буратино, — продолжала она. — Здесь нужен тонкий расчет. Дальновидность. Вот взять хотя бы Барри (ее мужа). — Что бы он ни говорил, он и сам не хотел бы милую женушку, которая позволяла бы ему творить, что душе угодно. Сейчас такого бы с руками-ногами оторвали. Умный, милый, готовит, убирает. А ведь, скажу вам по секрету, — сопротивлялся как мог.

 До Барри Бритта могла послать кавалера в гардероб за пачкой сигарет и сбежать с другим через черный ход, воспользовавшись удобным моментом.

 — Однажды я позвонила Барри из Аспена и десять минут крыла его на чем свет стоит за то, что он праздновал Новый год с другой.