А потом досталось и мне, я торчал на открытой местности, до поры скрываемый дымом и пылью, а теперь в мою сторону, не столько для практической пользы, сколько для того, чтобы напугать, кто то выдал длинную очередь.

И снова удача мне не изменила. Попаданий было три, но все были не смертельными. Пробило навылет дельту на левой руке, вторая пуля точно так же пробила трапецию справа, а ещё одна чиркнула по рёбрам. Я повалился набок, соображая, насколько страшны ранения. Решив, что в ближайшее время смерть мне не грозит, я встал и, опираясь на винтовку, как на костыль, поковылял к своим. Если они ещё есть, эти свои.

Они были. Несмотря на стопроцентный разгром и потерю цели путешествия, жертвы оказались не такими большими. Погиб Тони, разорванный гранатой. Также в безвозвратные потери можно было записать Витю. У него не было пулевых ранений, зато имелся непонятно как полученный открытый перелом правой голени. Свен, сам залитый кровью по макушку, пытался оказывать ему помощь. Точно, он же врач. У него получилось остановить кровь, вправить обломок кости и даже примотать шину. Лекарства у нас есть. Можно было надеяться, что хоть ампутации избежит. Сам Витя был без сознания, только вздрагивал от очередного прикосновения. Рязанцев сидел в углу, не подавая признаков жизни. Правый рукав его куртки пропитался кровью, но других повреждений не видно. Вот, закашлялся, значит, живой. Единственный, кто выглядел нормально, это пёс. Тот сидел с окровавленной мордой и облизывался. Вот тебе и пушистый домашний питомец.

– Макс, – прохрипел Павел Сергеевич, сидевший сбоку. – Ты живой?

– Не уверен, – я отставил винтовку и прислонился спиной к камню.

– Ты весь в крови, – Маша возникла рядом, у неё не было ранений, если не считать разодранной щеки и красных от газа глаз. – Садись, я тебя осмотрю.

Осмотр дал неутешительные сведения. Я ещё легко отделался, осколок из ноги Свен вытащил пинцетом, рану получилось перебинтовать, а кровотечение остановилось, хотя кровь уже успели насквозь пропитать штанину. Из остальных ранений только дыра в трапециевидной мышце была опасна. Пуля прошла навылет, но задела какой то крупный сосуд, отчего вытекло не меньше полулитра крови. Тоже не смертельно, но боец из меня теперь плохой.

Павел Сергеевич имел несколько осколочных ранений, но большая их часть, как и у меня, прошла вскользь. Только один осколок в районе поясницы его беспокоил, вызывая сильнейшую боль и обильную кровопотерю. Вытащить его получилось, но легче от этого не стало. У Рязанцева пуля пробила плечо, хорошо так пробила, полностью обездвижив правую руку. С учётом возраста, этого ранения вполне хватит для летального исхода.

Свен, хоть и был на ногах, пострадал не меньше, у него не было левого глаза, а щеку сверху вниз пересекал глубокий шрам. Только убедившись, что его помощь Виктору больше не нужна, он смог заняться собой. Достал зеркало, полил лицо дезинфицирующим раствором и начал зашивать сам себя.

Павел Сергеевич, тоже изодранный осколками, оставался на ногах. Он выглядел лучше других, хотя постоянно кашлял, а из глаз текли слёзы.

– Что делать будем? – спросил я, прижимая ватную подушку к ране у шеи.

– Ничего, – сказал убитым голосом Рязанцев, вид у него был такой, что хоть в гроб клади. – Они забрали их, теперь ничто не имеет смысла, остановим мы патриарха или нет, скоро появится новый патриарх, и нам его уже не достать.

– Не ссы, Юрьич, – Павел Сергеевич был зол, и это придавало ему сил. – Не всё потеряно.

– Не всё? – профессор встрепенулся, но тут же застонал от боли.

– Я, в отличие от тебя, успел рассмотреть, куда они направились. Они пошли нашим путём, по следам патриарха. Им нужны все артефакты, понимаешь, все. Им даже не хватило ума отправить одну машину с первой партией, они поехали все.

– И что с ними будет? – спросил я.