– Не смей называть меня тупой идиоткой, понял?

– Да? А что тут такого ужасного, Мишель? Раз ты не понимаешь важные вещи, значит, ты действительно тупая идиотка. Ибо вот уже три недели, как твой социальный консультант разоблачил наш обман, а на столе лежат два конверта с окошками и несколько писем со штампами, которые ты все еще не желаешь открывать. И почему ты вообще продолжаешь получать письма от социальной конторы обычной почтой? Позволь полюбопытствовать – неужели ты никогда не проверяешь свой чертов электронный ящик? А ведь это могут быть важные сообщения, ты об этом не подумала? Наверняка штрафы, или повестка в суд, или еще какое-нибудь подобное дерьмо…

– Можешь сам открыть и посмотреть, если ты такой любопытный.

– Там написано твое имя, правда? Так, может, ты все-таки сама соизволишь посмотреть? Я больше не собираюсь разбираться в этом говне. Черт подери, Мишель, возьми себя в руки, а не то мне придется вышвырнуть тебя вон, имей в виду.

Мишель пару раз сглотнула. Ну, это уж слишком. Затем она встала из-за туалетного столика, собиралась что-то крикнуть Патрику, но поняла, что услышит в ответ в десять раз больше.

Мишель уставилась в пол. Если она не возьмет себя в руки, из глаз хлынут слезы и уничтожат идеальный макияж.

Она бросилась в ванную и захлопнула за собой дверь. Патрик не должен видеть, до какой степени он вывел ее из себя.

– Только не занимай надолго! – крикнул он с постели. – Мне нужно принять душ.

Зеркало ясно продемонстрировало, что с ней сделал Патрик. На лбу уже появилась первая морщинка. Как будто он не знает, сколько стоит разглаживание кожи на лице с помощью ботокса, тупица!

Мишель схватилась за край раковины. Ее охватило какое-то странное ощущение. Как будто услышанные ею только что грубости застряли где-то в районе диафрагмы и теперь стремились вылететь обратно.

Она закусила нижнюю губу и почувствовала в горле подступающую изжогу.

«Вышвырнуть тебя вон», – сказал он. «Вышвырнуть тебя вон!»

Ее – вон?!

Неожиданный рвотный спазм оказался очень сильным, но Мишель не издала ни звука. Патрик ни в коем случае не узнает, как сильно он потряс ее. Не дай бог, он поймет, что способен разволновать ее аж до рвоты. Такое уже случалось, но сейчас, склонившись над раковиной с пылающим горлом и остатками вчерашней еды в уголках губ, Мишель приняла решение, что этот раз будет последним.

* * *

Когда Патрик наконец ушел, она взялась за работу – перерыла все его вещи. Обнаружила несколько сотенных купюр, распиханных по укромным уголкам. В карманах куртки нашла сигареты, хотя он уверял ее, что бросил курить, так как это очень дорого, и ей вообще-то тоже следовало бросить. Из карманов его джинсов «Ливайс» она вытащила презервативы в одиночных упаковках.

Интересно, зачем ему понадобились презервативы? Ведь она принимала эти проклятые противозачаточные таблетки и очень боялась заработать из-за них тромб. На черта ему презервативы?

Она бросила пару штук на кровать – когда он вернется, то сразу поймет, почему ее нет дома.

Осмотревшись, Мишель прикинула, что можно было бы прихватить с собой. Даже на более короткий период времени она ни за что не вернулась бы в семью, ибо там теперь обитал Стефан, придурок, которого ее мать обхаживала вот уже три года, а он совсем не дружил с головой. Так называемый отчим сейчас же примется заставлять ее работать в своей паршивой автомастерской за жалкие четырнадцать тысяч крон в месяц! Ага, станет она мараться машинным маслом за четырнадцать тысяч…

Как будто он оказывал ей огромную услугу.

Мишель села и уставилась на обои, пытаясь объективно посмотреть на ситуацию. Почему же у нее ни черта не клеилось? Почему не получалось правильно выстроить свою жизнь? Ей сейчас очень требовалась поддержка, добрый совет.