Марк проснулся от того, что кто-то, сопя и отдуваясь, тяжело ступал по лагерю. Он несколько раз моргнул, застонал и раскрыл глаза. Рон сидел на краю своей кровати и вытирал полотенцем влажные волосы.

— Солнце уже взошло! — объявил он.

— Что? О, черт! Где Абдула? — Марк освободился от противомоскитной сетки и почувствовал, что у него раскалывается голова.

— Он только что был здесь. Я сказал ему, что разбужу тебя.

Марк обеими руками схватился за голову:

— Боже, мой череп…

У входа в палатку послышалось вежливое покашливание.

— Простите, эфенди.

— Я уже проснулся, Абдула! — крикнул Марк, и его лицо исказилось от боли. — Сейчас выйду.

Покачиваясь, он встал и взял с туалетного столика кувшин с водой.

— Не могу поверить, что я так крепко спал. Я даже не видел снов. Проклятье, я собирался с восходом солнца быть уже за работой…

Он мужественно наклонился над тазиком и вылил себе на голову кувшин холодной воды. Когда он выпрямился и встряхнул волосами, то снова услышал приближающиеся глухие шаги.

— Это Холстид, — объяснил Рон, натягивая через голову футболку с надписью «Гринпис».

Марк поморщился:

— Он в лучшей форме чем я, хотя и годится мне в отцы.

— Сегодня я возьму с собой обе камеры, — продолжал Рон, надевая сапоги. — Я даже прихватил новый объектив. Скажи только, что нужно снимать.

Марк кивнул, вытирая лицо полотенцем. Он только собирался залезть в джинсы, как вдруг услышал снаружи какой-то шум и насторожился:

— Что это?

— Похоже, там какой-то скандал.

Они выскочили на улицу и поспешили по еще холодному песку к общей палатке, куда подоспели как раз вовремя, чтобы еще услышать поток резких ругательств на арабском. Внутри они обнаружили Жасмину Шукри, которая стояла с искаженным от бешенства лицом и неистово спорила со старой феллахой.

Не обратив на вошедших мужчин ни малейшего внимания, Самира продолжала и дальше осыпать свою противницу бранью. Затем она схватила пустой горшок, резко подняла его над головой и со всего размаху бросила на стол.

— Что здесь происходит? — крикнул Марк.

На его вопрос обратила внимание только Жасмина. Феллаха же продолжала сверлить свою противницу сверкающими от гнева глазами.

— Доктор Дэвисон, — сказала молодая женщина, явно стараясь взять себя в руки, — она отказывается кипятить питьевую воду.

— Великолепно! — Марк потер голые руки, чтобы немного согреться, и обратился к старой феллахе по-арабски. Но ему пришлось с досадой отметить, что она вообще не замечает его и не отрывает ядовитого взгляда от Жасмины. Он снова повторил свои слова, чуть громче и медленнее, но старуха опять не обратила на него внимания.

— Что это значит? Она меня не понимает?

— Она вас понимает, эфенди. — Марк и Рон обернулись. В дверях стоял Абдула. — Старая женщина считает, что вода из Нила полезна для здоровья. Если ее прокипятить, ее покинут добрые духи.

Марк осторожно помассировал виски.

— Абдула, воду для питья и варки нужно обязательно кипятить. Проследи, чтобы она придерживалась этого правила. — Он повернулся к Жасмине. — Мисс Шукри, нет ли у вас случайно чего-нибудь от головной боли?

Он вышел вслед за ней в утренние сумерки и невольно поежился. Так как солнце еще не вышло из-за скал, лагерь до сих пор находился в тени, и песок под его голыми ступнями был еще холодный. Правда, впереди уже показалась золотая полоска, медленно поднимающаяся и заливающая доисторические холмы желтоватым светом.