Мы знаем, что отцом Бакетатон был Аменхотеп и что она была сестрой Эхнатона. А Тия была главной женой Аменхотепа и матерью Эхнатона. Но к его так называемым дочерям относится, однако, и «царевна Анхесенпаатон, царская дочь, рожденная от главной жены Нефертити». В любом случае они обозначаются как дочери царя, как будто имя царя неизвестно, тогда как имя матери должно быть точно обозначено.
Хасим откашлялся.
— Итак, вы считаете, доктор Фэрмер, что неназванный царь — это Аменхотеп?
— Я полагаю, Эхнатон много лет правил вместе со своим отцом. Когда Аменхотеп был единственным фараоном, его дочерей называли «царская дочь». Но когда правили оба фараона, дочери Нефертити получили тот же титул, а ее называли по имени. Если упоминается мать, когда ее имя изменилось, можно предположить, что будет назван и отец, если его имя тоже стало другим. Сцены, изображающие Эхнатона вместе с шестью принцессами, считались замечательным примером отцовской привязанности. Но, думаю, они точно так же могут свидетельствовать и о братской любви. — Не обращая внимания на духоту в пещере, Рон продолжал свой доклад: — Другой тайной, окружающей Эхнатона, является тот факт, что его жена Нефертити, считавшаяся ему необычайно преданной, покинула мужа незадолго до конца его правления и переехала в другой дворец. Никто не знает почему.
Голос Алексис прозвучал почти как шепот:
— Она действительно его покинула? Я думала, они считаются самой знаменитой в истории влюбленной парой?
— В том, что она его покинула, нет никаких сомнений, так как начиная с двенадцатого года его правления Эхнатон изображается на картинах не со своей женой Нефертити, а с братом Сменхкара, который одет в ее платье и называется ее титулом. Но мы знаем, что королева была еще жива, так как в одном из дворцов были найдены доказательства того, что она жила там вместе с маленьким Тутанхамоном. На одной из стел братья представлены в чувственном объятии, и кажется, что они целуют друг друга.
— Это правда? — Алексис широко раскрыла глаза. — Можем мы посмотреть на эту стелу?
Рон провел ладонью по лбу, он сильно вспотел.
— Стела находится в берлинском музее. — Он посмотрел на Марка, который стоял, равнодушно прислонившись к стене, со скрещенными на груди руками.
— Я не могу согласиться с вашей теорией, доктор Фэрмер, — вмешался Хасим ель-Шейхли. — Только потому, что король в отличие от матери не был назван…
Рон направил свой взгляд на молодого египтянина, раздосадованный тем, что тот говорит слишком тихо и его слова очень трудно разобрать.
— …в это время был только один царь, а именно Эхнатон, но у него было много жен. Все знали, кто был царем, но…
Рон наморщил лоб:
— Не могли бы вы говорить немного громче. Я не…
— …мать должна была быть названа по имени, чтобы отличить ее от других жен.
Пот струился у Рона по лбу и застилал глаза. На мгновение он перестал отчетливо видеть. Становилось все жарче. Он услышал собственный голос: «Но в то время было два царя, мистер Шейхли… — Рон хотел схватиться за голову, но у него не было сил. — Для восемнадцатой династии не было необычным иметь сразу двух правителей. Так как сын не мог зачать, вполне естественно, что старый фараон… взял на себя задачу обеспечить… трон наследниками…» Рон протер глаза от пота и увидел, что его попутчики с застывшими лицами неподвижно уставились на него. В сгущающихся сумерках он заметил, как Марк внезапно отделился от стены.
Рон почувствовал, как у него пересохло во рту, когда он снова хотел заговорить. «По другой теории Эхнатон был гомосексуалистом…» — Рон провел языком по пересохшим губам. |