Бенни промолчал, он ждал продолжения.

Молчание затянулось. Габби скрестила руки на груди. Гриссел догадывался, почему она молчит: ей не хочется говорить плохо о мертвой. Он терпеливо ждал.

— Я восхищалась ею, — чуть тише продолжала Габби, снова опуская глаза в пол. — Она была красивая и умная. И работала так… профессионально! Так сосредоточенно… Проводила на работе почти весь день. Очень ценила точность и организованность. Никогда не опаздывала. При этом всегда была ухоженной. И… порядочной. — Габрилле Виллетте посмотрела Грисселу в глаза. Она как будто радовалась, что вспомнила о покойной что-то по-настоящему хорошее. — Она всегда относилась ко мне по справедливости.

Поняв, что узнал ненамного больше, чем из материалов дела, Бенни спросил, как проходил типичный рабочий день Ханнеке Слут. Прежде чем ответить, Габби Виллетте снова замялась в нерешительности, задумалась, медленно кивнула. Потом заметила, что в прошлом году и в январе нынешнего Ханнеке жила в разных режимах. Наверное, и в Кейптаун она переехала потому, что поняла: в противном случае она просто сгорит на работе. Живя в Стелленбоше, она вынуждена была вставать в половине пятого утра, чтобы успевать в фитнес-клуб к без четверти шесть. Она ездила в клуб «Верджин актив» на Джетти-стрит, где занималась в тренажерном зале до без четверти семь, и каждый будний день в четверть восьмого уже сидела на рабочем месте.

— Откуда вы знаете, что она занималась в тренажерном зале?

— Иногда она даже диктовала мне оттуда, сидя на велотренажере, или отдавала распоряжения на день. Я слышала характерный шум.

Гриссел спросил, чем занималась Слут после того, как приезжала на работу. Габби ответила: с половины девятого до девяти они со Слут просматривали ежедневник, готовились к встречам. Потом она уходила на деловые встречи, совещания. В «Силберстейн» принято часто совещаться. Позже, между часом и тремя часами дня, Слут отвечала на звонки и просматривала электронную почту, потом работала над контрактами и отчетами. Как правило, она засиживалась в кабинете до восьми вечера. Виллетте это знала, потому что никогда не уходила домой раньше своей начальницы. Иногда Слут уезжала на бизнес-ланч; иногда вечером ее приглашали на прием. Бывало, ее посылали в краткосрочные командировки, чаще всего в провинцию Гаутенг. Виллетте помнила два дня зимой, когда Ханнеке Слут звонила и разговаривала хриплым, насморочным голосом, сообщала, что страшно простудилась, свалилась с гриппом и принимает кучу лекарств. А в прошлом году она неделю отсутствовала на работе, потому что делала операцию…

Многозначительно произнесенное последнее слово заставило его спросить:

— Что за операция?

— Пластическая… По увеличению бюста, — ответила Виллетте, машинально покосившись на собственную плоскую грудь. Голос ее прозвучал слишком уж бесстрастно.

— Когда именно в прошлом году она делала операцию?

— В апреле.

Гриссел понял, что теперь может задать следующий вопрос:

— Ее все любили?

Прежде чем ответить, Виллетте снова опустила глаза на журнальный столик. Потом она медленно покачала головой и тихо ответила:

— Нет.

13

Как только Мбали вышла из ворот перед участком «Грин-Пойнт», ей пришлось продираться сквозь толпу зевак. Истцы, желавшие подать на кого-то жалобу, и просто любопытные стояли за желтой заградительной лентой, протянутой вокруг входной двери. Все с интересом наблюдали за Толсты