Владислав Крапивин. Семь фунтов брамсельного ветра
Первая часть Мучача детестабле
Отвратительная девчонка
«Девочка» по-испански — «мучача». Это сообщил мне Илья. В прошлом году ему вздумалось осваивать испанский язык (будто мало немецкого и английского!). За неделю Илюха выучил полторы сотни испанских слов и два десятка фраз. Вот тогда он впервые и обозвал меня мучачей. Я бросила в него тапочкой. Он увернулся и начал объяснять, что в этом слове нет ничего обидного. Я сказала «врёшь!» Потому что мне было известно: «девочка» по-испански — «нинья». Так называлась самая маленькая каравелла Колумба. Уж в кораблях-то я разбираюсь получше ненаглядного братца, хотя в голове у него немало сведений по всяким-разным вопросам (называется «эрудит»). Эрудит Илюха сообщил, что «нинья» — это девочка ясельного или детсадовского возраста, а «мучача» — между между «ниньей» и «сеньоритой». — Этакое нескладное существо бестолково-переходного возраста… Вторая тапка попала в Илюхину поясницу. В ответ он заявил, что я не просто «мучача», а «мучача детестабле», то есть «отвратительная девчонка». Больше тапок у меня не было, я бросила в него пластмассовый стакан с засохшими ромашками (не попала). Братец укрылся в большой комнате и подпирал спиной и другим местом дверь, пока я колотила в нее кулаками и пятками. И сдержанно гоготал… В нашей квартире две комнаты. Которая попросторнее, называется «большая». А наша с Ильей — «детская». Теперь название, конечно, устарело. Какое там детство, если Илюха почти студент, а я… в общем «мучача» и, к тому же, на вид старше своих неполных двенадцати лет. В прошлом учебном году, когда строились на физре, я была в шеренге вторая справа. Выше стоял только Левка Дубов по кличке Пень. А нынче, в седьмом классе, я, чего доброго, окажусь вообще правофланговой… Год назад Илья натянул в нашей комнате леску с колечками. На колечках — зажимы. С их помощью Илья прикрепил к леске занавес, который мама сшила из разноцветных старых штор (на новую материю денег не нашлось). Илюха разъяснил, что по закону «взрослеющие разнополые дети» не должны обитать в одной комнате. А если расселиться невозможно, то пусть будет хотя бы так… Я сказала, что он «разнополая балда», но сильно не спорила. Идея с занавесом была неплохая. Он делил «детскую» посередине (рядом с люстрой, которую мы с той поры зажигали очень редко). Задернешь — и оказываешься словно в своей отдельной комнате, сама себе хозяйка. Впрочем, «устраивали суверенитет» мы только по вечерам, когда наступала пора укладываться. Я ложилась раньше. Илюха засиживался до ночи — то над книжками, то над какими-то схемами. Пестрые цветы, квадраты и орнаменты на сшитых шторах неярко просвечивали от его настольной лампы. Мне это нравилось: уютно так… Но если брат не ночевал дома, я оставляла занавес незадернутым. «Вспоминала детство». Смотрела в окно над Илюшкиным столом — на листья, звезды и отблески станционных фонарей. В последнее время Илья часто оставался на ночь у своих друзей. Мама каждый раз нервничала так, будто он отправился на войну. Нервничала она и в тех случаях, если он просто задерживался где-нибудь допоздна. «Это же не пустые страхи! Вы же знаете, в каком криминальном мире мы живем!» Надо сказать, Илья понимал мамину боязнь. Он ей твердо пообещал, что, если не приходит домой до одиннадцати вечера, то обязательно звонит: где он и что с ним. И всегда выполнял обещание, хотя порой и зубоскалил по этому поводу. Вот и сегодня он позвонил за пять минут до «контрольного срока». |
