– Не знаю, – сцепила она зубы, уговаривая себя не заводиться. – Вам надо было спросить у него, Сергей!

– И спрошу! – повысил он голос, принявшись снова раскачиваться с пятки на носок.

Где то она читала, не помнит где, что такое поведение – признак душевного беспокойства. Дискомфорта, неуверенности в себе. Или ей хочется думать, что она об этом читала?

– И спросите! – рявкнула она и чуть повернула руль, намереваясь объехать чубатого опера.

– Это ты его навела, да?! – впился он вдруг в ручку двери с ее стороны и засеменил рядом с машиной. – Скажи, ты? Ты была не удовлетворена результатами расследования, все тебе казалось, что такой крутой мужик, как Рыков, не может блевотиной поперхнуться во сне, вот ты и натравила своего журналиста на бедную женщину. Так?!

– Во-первых, женщина эта не так уж и бедна, если учесть, что ей досталось в наследство. – Альбина вдавила педаль тормоза и теперь пыталась закрыть дверь, но Иванцов держался за нее очень крепко и настырно тянул на себя. – Во-вторых, журналист давно не мой! И я с ним не общаюсь! И что он там делал, я не знаю. А вот вы?..

– Что? Что я? – Его глаза снова превратились в две черных бездонных дыры, Альбину даже корежило, так противно он на нее теперь смотрел.

– Вы что там делали?! Пришли утешить молодую вдову?!

– Вообще, что ли, да? – опешил он, и глаза его вдруг наполнились блеском. – С какой стати мне ее утешать?!

– Ну как же, как же! Вы как никто были уверены, что она безутешна, что она не виновата в его смерти и…

– Знаешь, что я тебе скажу, Парамонова…

Он давно уже отошел от машины и не держался за дверную ручку, а она все не уезжала и даже для чего то стекло опустила. Зачем?! Чтобы услышать очередную пакость?! Надо было рвать отсюда, и делать это как можно быстрее! Тогда бы она точно не услышала таких обидных, таких несправедливых, таких гадких слов, которые он потом сказал. И не пришлось бы потом безутешно реветь целый час, колошматя изо всех сил подушку.

А вот не уехала! И услышала.

– Знаешь, что я тебе скажу, Парамонова? – Он нашел наконец камешек, который они отчаянно пытались отыскать на безупречно выметенной дорожке Рыковых, и начал его катать подошвой ботинка, почти не глядя на Альбину. – Какую бы ты ему информацию ни скармливала, принося ему ее в клювике, он все равно к тебе не вернется. Никогда не вернется!

– Да пошел ты!!! – заорала она не своим голосом и укатила, почти так же взвизгнув покрышками об асфальт, как это давеча сделал Владик.

А дома проревела час. Потом успокоилась, пошла на кухню и тут же вспомнила, что холодильник пустой. С этим гусаром она вообще забыла про визит в супермаркет. И шоколадный батончик забыла в машине. Из еды в доме не было ничего вообще! Не было даже заплесневелой корки. Не было даже горсти макарон или пересохшего от возраста крекера!

Альбина вошла в ванную, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Волосы всклокочены, глаза красные, нос распух. Она долго умывалась сначала горячей, потом холодной водой. Причесалась, надела толстую куртку с капюшоном, спортивные штаны, ботинки на толстой подошве и пошла в ночной магазин на проспекте.

Удивительно, когда люди спят? Половина одиннадцатого ночи, а народу в магазине – как перед праздником. Все что то покупают, хватают с прилавков, набивают салатами контейнеры, заполняют до самого верха тележки. В кассе было не протолкнуться. Альбина простояла минут двадцать, пока ей пробили ее несчастные килограмм картошки, два салата, плавленый сыр, копченую колбасу, три яблока, вафельный торт и литр кефира.

«Я плохая хозяйка», – мрачно размышляла она, размахивая пакетом по пути домой.